В западне (СИ)

— Спасибо, что спас меня, — робко начинает Ева, не в силах отвести от него взгляд. Это преступление — быть таким офигенным. Он выглядит злым и уставшим, но при этом настолько притягателен, что Еве требуется приложить неимоверное усилие, чтобы продолжить говорить, а не наброситься на него с поцелуями. — Дим, прости меня, пожалуйста. Знаю, что повела себя по-свински, когда сбежала, а потом соврала насчёт того, что у меня кто-то появился, но для этого была причина. По крайней мере, я так думала, — Ева запинается. Как сказать ему, что она правда поверила в то, что он и есть её похититель?

— Давай без прелюдий, а? — Дима проходит в глубь номера, стаскивает с себя майку, бросает её на пол. — Я устал и хочу в душ. Так что излагай резче.

— Я нашла у тебя в бардачке маску.

— Какую маску? Ты вообще о чём?

Дима раздражается всё больше. Почему она говорит загадками? Как же бесит. К тому же голова начинает трещать. То ли сказываются выпитые у бассейна коктейли, то ли присутствие Евы действует на нервы настолько сильно. Трахнуть бы её и выгнать. Выставить за дверь со словами «Адьос, детка». В данную минуту это единственное Димино желание.

Он чувствует, как яростно в нём плещутся злость и похоть. Стреляют в мозг, тяжёлой горячей лавой стекают к паху. Дима прикрывает глаза, стискивает зубы и глубоко вдыхает. Задерживает дыхание, считает до пяти, выдыхает и открывает глаза. Но всё становится только хуже. Ева стоит прямо перед ним и рассматривает его таким голодным взглядом, что Дима еле сдерживается, чтобы не скрутить её и не всадить этой строптивой егозе по самые яйца. Сходу. Без всяких там прелюдий. Даже не проверяя, готова она его принять или нет. Чтоб знала, что нельзя так поступать с людьми. Рано или поздно кто-то обязательно даст сдачи. Накажет. Отомстит. Люди ведь разные. Это Дима всю жизнь старается поступать по совести. Даже сейчас, когда страсть как хочется сделать Еве больно, он осаждает себя, отступает на шаг и усилием воли прогоняет тёмные мысли. Добряк хренов. А кто-то ведь вообще не заморачивается. Мудаков на свете полно.

— Так что за маска, Ев? Что ты нашла? — спрашивает он слегка охрипшим голосом, от которого у Евы от затылка до поясницы проносится табун мурашек.

— Та самая маска. В которой ко мне заходил Семён.

Несколько секунд Дима просто смотрит, не моргая. Потом зловеще усмехается и отворачивается. Проводит рукой по волосам, шумно вздыхает.

— И ты решила, что я и есть твой похититель? — спрашивает Дима, стоя к Еве спиной.

— Да. Я… испугалась. И сбежала. Не могла думать здраво, в голове была такая каша. Меня накрыла паника. Не вполне осознавала, что делаю. Поговорить и спросить напрямую побоялась. Маску, кстати, тебе подбросил Костя. Он хотел, чтобы ты озадачился моей пропажей и перестал совать нос куда не следует.

— Просчитался, — тихо произносит Дима.

Он стоит как вкопанный, вообще не шевелясь. Руки по швам, всё тело напряжено — каждая мышца. Ева хочет увидеть его лицо, заглянуть в глаза, извиниться ещё раз. Не простит — ладно. Имеет полное право злиться на неё, но Ева должна была хотя бы попытаться.

Она осторожно приближается, останавливается перед ним и охает от открывшейся картины. Губы сжаты, на лице играют желваки, а во взгляде плещется такая тьма, что Еве становится страшно.

— Прости, пожалуйста, — пищит Ева и отступает на шаг.

— За что? — металлическим голосом спрашивает Дима, наступая на неё.

— За то, что осудила, не разобравшись, — Ева делает ещё два шага назад.

— Отчего же? — Дима приподнимает уголок рта и вновь сокращает расстояние между собой и Евой. — Ты нашла улику. Испугалась. Сбежала. Теперь всё ясно. У тебя были причины так поступить. Но одного я не пойму, Ев.

— Да? — выдыхает она, продолжая пятиться, пока наконец не врезается в стену.

Дима приближается вплотную, располагает ладони по обе стороны от Евиных плеч, отрубая все пути к бегству, и цедит ей в лицо:

— На кой чёрт ты трахалась со мной в туалете, если думала, что я маньяк?

От его близости кружится голова и подкашиваются ноги. Воздух становится вязким, наэлектризованным. Еве трудно дышать и тем более — говорить.

— Ты схватил меня, — мямлит она, с трудом ворочая языком.

— Разве это оправдание? Ты могла заорать, позвать на помощь, врезать мне по яйцам. Но ты потекла. Сразу. Тебя и уламывать не нужно было, сама на меня набросилась. Спорим, ты и сейчас мокрая?

Ева облизывает пересохшие губы, не отводя взгляд от Диминых глаз, в которых растекается чёрная лава. Запах его тела ударяет в голову, превращая Еву в безмозглое существо. Дима коленом раздвигает её ноги, вжимается пахом в промежность, и Ева стонет, ощущая его твёрдость.

— Горячая какая, — шепчет он ей в ухо. — Ты плохая девочка, Ев. Не слушаешься, дерзишь, копаешься в личных вещах, врёшь, убегаешь. За такое поведение обычно наказывают.