В заповедной глуши

   - В общем, партия сказала - и спецназ ответил "есть!" Прилетели. Климат мерзейший. Жара. Пауки, - Михал Святославич показал в воздухе футбольный мяч. - Ну, куда мы хо-дили и что там делали - это рассказывать незачем, но только "навеки умолкли весёлые хлопцы, в живых я остался один." Бывало у советских людей и так, хотя очень и очень редко, клянусь вам. Везут меня в автомобиле в милой компании - я лежу на полу, уканто-ванный, как посылка, а двое таких амбалов на меня ботинки поставили и соревнуются, кто мне в глаз плевокм попадёт. Амбалы, между прочим, чёрные. Заблудшие овечки. На душе скверно. Если у чёрных оставят - то перед смертью я пожалеть успею, что вооб-ще на свет родился. А если к бур... к социально отсталым элементам отправят - то ещё хуже. Потому что про их плен никто ничего толком не знал. Ну так вот. Приезжаем. Гляжу - что-то нервничают мои амбалы. Плевать перестали, ботинки убрали и какие-то амулеты мусолят. Потмо выгружать меня стали. Беленькое здание, садик вокруг. Встречает - знаете, как англичан в фильмах про разные там колонии изображают? Вы-сокий, сухощавый, без возраста, от загара весь кирпичный, только что без пробкового шлема, их там белые не носили тогда - дурной тон, хоть и на наших карикатурах обяза-тельно такие шлемы маячили. В фуражке. Без оружия, но и так видно - серьёзный чело-век. С чёрными моими - вежливо, всё время им "бёданкт, бёданкт" - это "спасибо" на тамошнем языке... Они меня перед ним поставили и как рванули оттуда на этом грузо-вичке - только пыль вихрем. Этот кадр меня развязал и говорит по-русски: "Не надо де-лать глупостей, тут вокруг всё равно посёлок и полно людей, которые вас немедленно убьют. Давайте лучше выпьем холодного пива и поговорим." Совершенно правильно гово-рит, сразу ясно, что язык чужой. Нас как учили: из плена надо бежать. Любой ценой. Ну я и думаю: "Ладно. Осмотрюсь, а там всё будет ясно. У них точно не останусь." Пива я тогда не пил, так и сказал. Он не настаивал. Сидим в комнатке, офис, как бы сейчас ска-зали - типисный офис. На окнах решётки, кстати, а за дверью материализовались двое, я краем глаза успел заметить - уже белые, с автоматами. Кондиционер работает. Эт-от пиво пьёт, потом называет себя. Командант - это по-нашему майор - ван дер кто-то там. Меня спрашивает, кто я. Я начинаю гнуть легенду - про братскую ГДР, про то, что инженер, строили в Анго... по соседству дамбу, про то, что заблудились, а на нас зверски напали непонятно кто и товарищей моих безвинно покрошили, ну а что мы с ору-жием были и тоже память по себе оставили - так ведь в Африку кого попало не пош-лют... Немецкий я с пяти лет изучал. ГДР знал, как свои пять пальцев. Это сидит, кива-ет, и мирно говорит: "Ну а как вы смотрите на то, что я сейчас прикажу вас во дворе опустить в бак с соляной кислотой? Сперва по щиколотки, а там посмотрим по вашему поведению и готовности сотрудничать." Если бы он заорал или что там - я бы подумал, пугаться, или нет. А тут по нему ясно видно: прикажет, и не поморщится, и сам смот-реть будет, чтобы, не дай бог, выше не окунули... Отвечаю: "Мне казалось, что у вас немцев любят." Он кивает и сообщает: "Ну да, очень, но только не паршивцев из красной зоны, если вообще исходить из утверждения, что вы немец. Я, - говорит, - знаете ли, оч-ень таких методов не люблю. Потому что я сам гуманист, а в таких случаях ещё и кри-чат очень громко, а я потом сплю плохо. Но тут дело обстоит просто: вот три дня на-зад у нас те, для кого вы там дамбу строили, границу перешли и фермерскую семью - пять человек, из них дети трое - в собственном доме мачете изрубили на куски. Млад-