В заповедной глуши

   Мальчишки - даже Валька - далеко не всё понимали в том, что говорилось с экрана. Но основное всё-таки понимали. Снова хотели рассорить тех, в ком текла одна кровь и у кого была одна память - чтобы Алька плюнула в лицо Витьке с криком: "Москаль!", а Ва-лька отказался разговаривать с Михалом Святославичем, потому что он поляк. Кроме того,им было жутковато смотреть на лесника - тот сидел верхом на стуле и по-насто-ящему скрипел зубами, а когда упитанный боровок-диктор что-то проблекотал возму-щённо о "палках в колёса российско-белорусского сотрудничества, которые упорно вста-вляет Лукашенко" - лесник вдруг отпустил такое тяжеленное, ядрёно-отборное матер-ное ругательство, что мальчишки подскочили изумлённо-испуганно.

  -- Извините, - сказал Михал Святославич. - Но просто сердце не выдерживает. Серд-

   це... - он в самом деле потёр грудь и поморщился под встревоженными взглядами мальчи-шек. - Сто раз говорили Луке - плюнь на этот газ,перекрой его на хрен и переходи на аль-тернативку,(1.) нехай буржуины от злости подохнут! Нет, всё обидеть боится, всё наде-ется на что-то... да и фантазии у Батьки не хватает... Он хороший предколхоза, а нам нужен фюрер...

  -- А кто говорил? - робко спросил Витька. - Вы?

  -- Ну, я... - лесник усмехнулся грустно. - Люди...

  -- Мне стыдно, что я русский, - тихо сказал Валька, всё это время хмуро смотревший

   на экран,отворачиваясь от телевизора. И тут же ойкнул и присел - Михал Святославич взял его за плечо, и пальцы лесника показались мальчишке стальными прутьями.

  -- Не смей так говорить, щенок! - гневно сказал лесник, встряхивая опешившего Вальку,

   как бумажную фигурку - у того мотнулась голова. - Русские - это Минин с Пожарским, Суворов, Ушаков, Кутузов! Сталин, Кулибин, Твардовский! Вот русские! И ещё десятки тысяч тех, до кого тебе - как до Китая раком, мальчишка, пацан! А эти... - он силой раз-вернул Вальку к телевизору, - ...эти - какие они тебе русские?! Моль! Ростовщики, мразь человеческая! - он отпустил - почти оттолкнул - Вальку. Уши мальчишки горели. Не гля-дя на лесника, он сказал хрипло:

  -- Прости меня, дядя Михал... я дурак...

  -- Помолчи, пока не успокоюсь, - Михал Святославич выключил телевизор. - Умный па-

   рень, а точно дурак...

  -- Дядя Михал, - сказал молчавший до этой минуты Витька, - а ты же ведь поляк...

  -- Ну... - лесник хмыкнул, погладил усы. - Поляк.И что?И Пржевальский поляк. И Рокос-