В заповедной глуши

   И в правой части тонкая редкая линия русских солдат в бешеном разбеге сминала и гнала безликую орду: только кое-где всплывало искажённое ужасом лицо, беспомощный взмах широкого рукава, поднятые руки... Солдаты кололи и били прикладами. На всей ча-сти картины было только четыре отчётливых, как бы схваченных стоп-кадром пятна: кряжистый усач позади атакующей линии держит на руках офицера в залитой кровью рубахе, и тот, подняв руку с саблей, указывает солдату - да вперёд же!; невысокий вёрт-кий солдатик, вырвав левой рукой хвостатое знамя-бунчук у огромного янычара, ловко бъёт его кулаком "напересёк сердца" - и янычар уже валится беспомощной тяжёлой гру-дой, задрав бороду; роскошно одетый паша, воздев в руках зелёную книгу, потрясает ею перед бегущими - но ясно по его лицу, что сейчас и он бросит Коран, побежит вместе со всеми, спасая свою шкуру; рыжий атлет в алом мундире - холёное молодое лицо с бакен-бардами искажено яростью и гневом - рукоятью длинного палаша бьёт по головам бегу-щих мимо турок, с левой стреляет в русских из револьвера - и тоже видно, что он никого не остановит уже и ничего не исправит...

   Он закончил рисунок только вчера. Когда ещё вроде бы не было весны, и даже вить-ка, сидя у стола, писал какие-то зимние стихи, хотя и хорошие, но - зимние.

   Тихие следы по белой пороше.

   Зимний берег ввысь, соснами поросший.

   Утренних часов тишина стеклянная.

   Небо - серым куполом, в середине - я.

   От мороза масляный металл карабина.

   Пёс со мною рядом, иней лёг на спину.

   Круг широкий чертит щука подо льдом.

   Два часа вдоль речки - вот и он, мой дом...

   Но сейчас всё виделось совсем по-другому. Ожесточённо растираясь полотенцем после "душа", который ему устроили во дворе, едва он туда высунул нос, Валька снова осмотрел свою картину и остался доволен. Бросив полотенце на постель, мальчишка подсел к роялю - подарку загадочного "дяди Саши". Впрочем, сам Валька почему-то был уверен, что это презент от Президента.

   На рояле Валька играл нередко - Михал Святославич любил послушать классику. А вот у Витьки имелось стойкое предубеждение против неё, которое Валька старался пе-ребороть, "задалбывая музыкой", как грубо говорил поэт. Впрочем, лесник и Витька ушли в Гирловку до вечера, и Валька хотел поиграть "для себя".