В заразном бараке

Линвивер (прерывает). Надеюсь, тебе есть на что жить, Станцик. Потому что тебе придется оплатить расходы на лечение. Ты и за пять лет не расплатишься. Ты будешь сидеть в долговой тюрьме, даже когда кончится война и все вернутся домой.

Станцик. О Боже, я забыл об этом!

Линвивер. Что касается интрижки с какой-нибудь девкой, я могу тебе сказать, Станцик, что ты удивительный, потрясающий феномен. Ты идешь наперекор матушке Природе. Язвенники не могут думать о еде, парни с вывихом ступни содрогаются при мысли о прогулке, те, у кого ларингит, не мечтают о том, чтобы поговорить. Все, кого я видел здесь, и думать не могли о сексе, как будто они евнухи. Но ты, Станцик, ты — уникум! Клянусь Богом! И в будни, и в праздник, когда шел дождь и когда сияло солнце, со страшным диагнозом в руках, ты всегда, когда я тебя слышал, говорил только о заднице. Я не считаю тебя примитивным, я отношу это к твоей жизненной силе или чему-то такому…

(С левой стороны сцены входит Макгрудер и направляется к кровати.)

Макгрудер (шепчет с отчаянием в голосе). Методистская епископальная! (Подходит к своему стулу, тяжело садится, обхватив голову руками.)

Линвивер (увидев Макгрудера, направляется к нему). Как ты, сынок?

Макгрудер (печально поднимает глаза). Анализ крови? Какой он сегодня?

Линвивер. Прости, я хотел бы успокоить тебя. Но он все еще на верхнем пределе. (Пристально смотрит на него.) С тобой все и порядке? Ты выглядишь немного взволнованным. (Щупает его лоб.) Хмм… Лоб горячий. Надо померить температуру. Как ты себя чувствуешь?

Макгрудер. Не очень хорошо, если честно. Голова болит, везде ломит… И еще одно… жутко кровоточат десны.

Линвивер. Открой рот. (Осматривает.) Ммм… Действительно. Довольно воспаленные.

Макгрудер. Они сейчас не кровоточат, но, Боже, когда я чищу зубы… (Умолкает, потом с новым приступом тревоги в голосе.) Вы не думаете, что это — я имею в виду… (Запинается.) Как вы думаете, что это значит?

Линвивер. Я не знаю. Я просто не знаю. Нам лучше это проверить. (Идет направо с обеспокоенным видом.) Лучше проверить. (Выходит.)

Кларк (приподнимется на локтях на кровати, посмеивается). Это все маленькие живчики внутри тебя. Маленькие спирохеты, они поднимаются все выше и выше. Теперь они у тебя во рту. А скоро они доберутся сюда. (Дотрагивается до лба?) И тогда — каюк! Хи-хи.

Макгрудер понимает, что сказал Кларк, смотрит на него, но не реагирует, садится писать письмо. Спустя мгновение он внезапно сминает письмо, бросает его через палату в стену и вскакивает с яростью.

Макгрудер (говорит в сторону Кларка, но в действительности его гнев направлен на себя самого). Да, я соврал ей. Я не только мешок с дерьмом. Я еще подлый, ничтожный лгун. Все потому, что у меня нет смелости, нет духу, чтобы сказать ей правду. (Пауза, его страдание возрастает.) Правду! Как сказать эту правду? Как сказать человеку, что ты заразил его страшной болезнью? Я должен был рассказать ей, но как было найти слова? Это ужасно! (Пауза.) И эта проклятая миссис Янси! Я бы написал ей, если бы знал ее адрес! Я бы написал ей и сказал, чтобы она прекратила шататься по кладбищам и заражать людей!

Кларк (медленно, вяло, безучастно). Чертовы спирохеты. В них вся проблема. Страшная проблема.

Макгрудер (начинает писать, рвет письмо, потом опять принимается писать. Затем роется в кармане своей робы в поисках кошелька, лихорадочно роется в другом кармане, обнаруживает, что кошелька нет.) Мой кошелек! (Кларку.) Мой кошелек! Мой кошелек с ее фотографиями! (Перерывает свой рюкзак, смотрит под матрацем, ищет под кроватью.) Мой кошелек! Он пропал!

Кларк. Сколько там было денег, белый мальчик?

Макгрудер. Я не знаю. Немного. (У него в голосе отчаяние.) Немного! Пять долларов, может быть, шесть. Но дело не в деньгах. Там были ее фотографии! Снимки моей девушки! Там было три фотографии. И они пропали!