В защиту глобального капитализма

В результате сложилась следующая схема: южнокорейские банки занимали доллары или иены на очень короткий срок — то есть должны были быстро расплачиваться по этим кредитам. Одновременно они вкладывали полученные таким образом деньги на внутреннем рынке — под более высокий процент и на длительный срок. При этом банки рассчитывали на то, что всегда смогут получать новые краткосрочные займы за рубежом, — только так они могли расплачиваться по предыдущим обязательствам. Капиталы поступали в экономику азиатских стран через банки и финансовые корпорации, не готовые к такому мощному притоку средств. Они работали в отсутствие конкуренции и часто были связаны с правящими режимами и мощными национальными экономическими группировками. В Южной Корее, Малайзии, Таиланде и Индонезии значительная часть привлеченных средств направлялась фирмам, находившимся в фаворе у властей, или на осуществление «престижных» проектов. Иностранцев это не беспокоило: они знали, что власти не позволят своим любимцам «пойти на дно». Этот принцип относился не только к национальным банкам, но и к частным компаниям вроде южнокорейских «суперкорпораций»-чеболей или бизнес-империй, принадлежавших друзьям индонезийского лидера Сухарто. Кроме того, иностранные кредиторы были уверены: в случае возникновения проблем регионального масштаба МВФ вмешается и не даст им понести убытки. В результате иностранцы выдавали этим странам займы в неограниченных объемах, что привело к перенасыщению инвестициями тяжелой промышленности, приносившей небольшую отдачу, и сектора недвижимости — в ущерб более динамичным отраслям.

У всех стран, которые охватил кризис, существовала громадная краткосрочная задолженность по сравнению с имеющимися валютными резервами. В то же время курсы их валют были либо фиксированными, либо контролировались. Эта ситуация породила ряд проблем, последствия которых оказались катастрофическими. Когда курс национальной валюты постоянно колеблется, банки обычно не решаются занимать большие суммы за рубежом, а затем вкладывать их внутри страны под несколько больший процент. В случае даже небольшого изменения валютного курса подобные вложения в отсутствие «подстраховки» от рисков могут обернуться убытками. Однако, поскольку государство обещало поддерживать фиксированный валютный курс, эта опасность, казалось бы, была исключена, и все бросились лихорадочно набирать кредиты. Кроме того, результатом государственного регулирования стали завышенные курсы национальных валют (примерно на 20 %) — не в последнюю очередь из-за роста доллара, к которому они были привязаны. Завышенный курс этих валют препятствовал увеличению экспорта. Так, если в 1995 году экспорт Таиланда вырос на 25 %, то в следующем году он даже сократился. В 1996 году, за год до якобы абсолютно неожиданного кризиса в азиатских странах, индекс таиландской биржи снизился на треть.

Поскольку курсы валют азиатских стран, по мнению рыночных игроков, были выше, чем следовало, эти валюты стали объектом спекуляций; то же самое произошло в 1992–1993 годах с валютами ряда стран, присоединившихся к Европейской валютной системе. Когда все готовы покупать что-то дороже, чем оно того стоит, спекулянты, конечно, не упустят случая на этом заработать. К примеру, они занимают гигантские суммы в местной валюте, а затем меняют их на доллары в центральном банке по максимальному курсу. В результате страны, пострадавшие в 1997 году от азиатского кризиса, были вынуждены использовать свои валютные резервы для поддержания завышенного курса.

Таким образом, бегство капиталов из этих стран явилось не результатом бессмысленной паники, а вполне рациональным шагом. Доверие к устойчивости и дальнейшему росту их экономики стало улетучиваться. Более того, исчезала и уверенность в том, что им удастся успешно преодолеть кризис. Все знали об отсутствии в этих государствах эффективных правовых механизмов, например, законов о банкротстве. Теперь же к концу подошли и валютные резервы, служившие гарантией получения иностранных займов и устойчивости всей финансовой системы. В случае массового оттока капиталов валютных резервов этих стран просто бы не хватило. Инвесторы осознали, что они должны быстро изъять свои капиталы, чтобы вовремя покинуть терпящий бедствие рынок. Вера в способность властей спасти все компании, у которых возникнут неприятности, заколебалась. Первыми, кто избавился от своих авуаров в местной валюте, стали даже не спекулянты, а местные предприятия, которым надо было быстро расплатиться по долгам. Когда азиатским странам из-за истощения резервов пришлось отказаться от завышенного валютного курса, недоверие к ним возросло еще больше. Началось бегство капиталов, новые кредиты никто не предоставлял, и корпорации внезапно лишились финансирования. Механизм кризиса был запущен.