Парижский орган меньшевиков, который солидарен с буржуазной демократией Франции, а не с Четвертым Интернационалом, прямо говорит, что продвижение Красной армии сопровождалось волной революционного подъема, отголоски которого проникли даже в крестьянские массы Румынии. Показаниям этого органа придают особый вес тесные связи меньшевиков с бежавшими из Польши вождями еврейского Бунда, Польской Социалистической партии и других враждебных Кремлю организаций. Мы были, поэтому, совершенно правы, когда говорили большевику в Восточной Польше: «вместе с рабочими и крестьянами, впереди их, веди борьбу против помещиков и капиталистов; не отрывайся от масс, несмотря на все их иллюзии, как русские революционеры умели не отрываться от масс, еще не освободившихся от надежд на царя (Кровавое воскресенье 22 января 1905 г.); просвещай массы в процессе борьбы, предупреждай их против наивных надежд на Москву, но не отрывайся от них, сражайся в их лагере, старайся расширить и углубить их борьбу, придать ей, как можно большую самостоятельность; только так ты подготовишь будущее восстание против Сталина». Ход событий в Польше полностью подтвердил эту директиву, которая являлась продолжением и развитием всей нашей предшествующей политики, в частности, в Испании.
Так как между положением в Финляндии и в Польше нет принципиальной разницы, то у нас не может быть основания менять директиву. Однако, оппозиция, не понявшая смысла событий в Польше, пытается теперь ухватиться за Финляндию, как за новый якорь спасения. «Где в Финляндии гражданская война? Троцкий говорил о гражданской войне. Ничего подобного мы не слышали», и пр. Вопрос о Финляндии оказывается для оппозиции принципиально отличным от вопроса о Западной Украине и Белоруссии. Каждый вопрос рассматривается изолированно, вне связи с общим ходом развития. Опровергаемая ходом событий оппозиция каждый раз ищет опоры в каких-либо случайных, второстепенных, временных и конъюнктурных обстоятельствах.
Означают ли крики об отсутствии гражданской войны в Финляндии, что оппозиция приняла бы нашу политику, если бы в Финляндии действительно развернулась гражданская война? Да или нет? Если да, то этим самым оппозиция осуждает свою политику в отношении Польши, ибо там она, несмотря на гражданскую войну, ограничивалась отказом от участия в событиях, в ожидании одновременного восстания против Сталина и Гитлера. Ясно, т. Бернам, что вы и ваши союзники не продумали этого вопроса до конца.
Как обстоит, однако, дело с моим утверждением насчет гражданской войны в Финляндии? В момент открытия военных действий можно было предполагать, что Москва хочет, при помощи «маленькой» карательной экспедиции, добиться смены правительства в Гельсингфорсе и установить с Финляндией те же отношения, что и с другими Прибалтийскими странами. Назначение правительства Куусинена в Териоках показало, однако, что планы и цели Москвы другие. Появились сообщения о создании финской «Красной армии». Разумеется дело могло идти только о небольших формированиях, насаждаемых сверху. Появилась программа Куусинена. Появились первые телеграммы о разделе крупных земельных владений между бедными крестьянами. В совокупности своей эти сообщения свидетельствовали о приступе Москвы к организации гражданской войны. Разумеется, это гражданская война особого типа. Она не возникает самопроизвольно из народных глубин. Она не ведется под руководством финской революционной партии, опирающейся на массы. Она вносится извне на штыках. Она контролируется бюрократией Москвы. Все это мы знаем, и об этом мы писали, когда речь шла о Польше. Но тем не менее дело идет именно о гражданской войне, об апелляции к низам, к бедноте, о призыве их экспроприировать богачей, изгонять их, арестовывать и пр. Я не знаю для этих действий другого имени, как гражданская война.
«Но ведь гражданская война в Финляндии не развернулась, — возражают вожди оппозиции, — значит ваши расчеты не оправдались». При поражении и отступлении Красной армии, отвечаем мы, гражданская война в Финляндии, под штыками Маннергейма, не могла, разумеется, получить развития. Этот факт есть аргумент не против меня, а против Шахтмана, ибо показывает, что в первый период войны, когда дисциплина армий еще крепка, организовывать восстание, да еще на два фронта, гораздо легче из Бронкса, чем из Териок.