В защиту науки (3)

О спорности морального совершенства современных православных и их начальства свидетельствует освобождение «жертвователей» на воссоздание храма Христа Спасителя от налогов на ту же сумму, каковая была ими внесена (якобы пожертвована). Было в то же время объявлено, что храм строится из внебюджетных средств. Неплохо было бы у этих якобы бескорыстных благодетелей изъять, наконец, эти суммы в госбюджет. Незадолго до открытия этого храма (сентябрь 1997 г.) был проведён опрос на улицах Москвы; одна старушка сказала, что вот когда люди будут сытые, тогда и на народные деньги можно было бы храм построить, а сейчас дети в школе падают в обморок от голода. Другая же старушка ответила, что ходит в чужих ботинках, так что сначала надо пенсию достойную дать, а потом уж храмы строить. Этого не сделано до сих пор, хотя существует немало способов дать людям достойную жизнь и без роста инфляции. И не только старикам.

Церковь, спустя почти 20 лет с начала её возрождения, начинает говорить о бедственном положении бедных и неимущих, но когда она заявляет о своём желании помочь людям или осуществить какую-то моральную акцию, то трудно отделаться от впечатления, что она при этом больше думает об увеличении своего влияния и в конце концов идеологического господства. Не случайно ведь, что она начала не с моральных проповедей, а с материального обогащения и укрепления своей связи с государственной машиной.

Религиозность — отнюдь не всегда признак высокой моральности. Великое множество безбожников показало образцы достойного поведения, жертвуя своими интересами и даже жизнью на благо других людей. Вспомним солдат, отдавших свои жизни на фронтах Великой Отечественной войны. В подавляющем большинстве случаев они были нерелигиозны и умирали не во имя Бога, а во имя Родины, своих детей, матерей и отцов. Нормы морали отнюдь не ниспосланы свыше. Конечно, они содержатся и в Десяти заповедях, и в Нагорной проповеди; та же мысль — не пожелай другому того, чего не желаешь себе — имеется и у Конфуция, и у Будды. Правила обращения с себе подобными выработались в процессе эволюции, а не ниспосланы свыше. Сообщества, в которых была развита взаимопомощь, имели больше шансов на выживание и передачу этой нормы потомкам. Изначально этика вытекает из социального опыта, а не даётся как манна небесная.

А как же Достоевский — «если Бога нет, значит всё позволено»? Однако буквальное понимание этой фразы унижает Бога, низводя его до роли полицейского надсмотрщика, унижает заодно и человека, который якобы только из страха наказания может вести себя морально. Любопытно, что обращение к Сети, к поисковым сайтам неожиданно показало, что именно этой фразы у Достоевского нет, хотя имеются близкие соответствия.[16]

Прислушаемся и к мнению Эйнштейна: «В их борьбе за этическое добро, учители религии должны вырасти до отказа от доктрины персонального Бога, то есть отказаться от этого источника страха и надежды, который в прошлом вложил столь огромную власть в руки священников. В своих трудах им следовало бы использовать те силы, которые способны воспитывать Добро, Правду и Красоту в самом человечестве. Это, конечно, более трудная, но и неизмеримо более достойная задача» (А. Einstein in Science, Philosophy, and Religion. A Symposium, published by the Conference on Science, Philosophy, and Religion in Their Relation to the Democratic Way of Life, Inc. N.Y., 1941).

В отличие от религии, наука, задача которой — отыскание истины, в принципе не может быть аморальной (хотя люди, которые распоряжаются её плодами, не раз давали им преступное применение). Нечестный учёный — это фальсификатор, лжеучёный. Э. Ренан, который в 1863 г. дал естественное объяснение описанным в Евангелиях происшествиям, писал: «Только наука ищет чистой истины. Только она даёт точные доказательства истины и строго критически относится к способам убеждения» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. М.: Изд-во полит. лит., 1991. С. 37).