В зеркалах

Снайп отвернулся.

— Убирайся! — негромко сказал Бингемон.

Никто не заметил, как Снайп вышел из кабинета. Из дальнего угла комнаты к ним подошел дряхлый сенатор Арчи Пиккенс со стаканом «Сазерн камфорт» и со свежей розой в петлице.

— Идите-ка сюда, Арчи, — позвал Бингемон. — Очень приятно, что вы с нами.

— Я пришел, господа, — сказал Арчи, изящно прихлебывая свой бурбон, — как король Лир, которому возвратили трон. Лир, доживший до победы Корделии и Франции, овеянный теплым ветром благодатной юности…

— В точку, Арчи, — сказал Бингемон. — Рад, что вы с нами.

— Да-да, — продолжал Арчи. — Теперь меня вдохновляет юность. Наш мир принадлежит молодежи.

— Молодежь встает на защиту нашей конституции, так, Арчи? Она сплачивается вокруг прав, которые завещали им отцы?

— Мэтью, именно об этом я намерен говорить сегодня. Я думал, вам это известно.

— Да, конечно. И все же я с нетерпением жду, когда услышу это из ваших уст.

Арчи поглядел на Рейнхарта и Джека Нунена и потрогал розу в петлице.

— Этот молодой человек — Снайп… не кажется ли вам, что он покинул нас в некотором расстройстве чувств?

— Чувств, Арчи? — игриво сказал Бингемон. — Я бы сказал — желудка.

Они добродушно засмеялись. Джек Нунен попытался присоединиться к их смеху, но они кончили, едва он начал.

— Как вы думаете, куда он пошел, Мэтт? — спросил Арчи Пиккенс.

— Я знаю, куда он пошел. Он пошел в клуб демократов. Он и раньше туда ходил — тайком. Но на этот раз пусть там и останется.

— Какой жадный юноша, — заметил Арчи. — Такой молодой и такой поросенок.

— Он мне что-то говорил про свою организацию, Арчи. Вы слышали, чтобы у него была организация?

— Вероятно, Мэтью, он имел в виду округ Квинтош, но он заблуждается. Кроме прыщей на заднице, у него ничего не было и нет. Как раз на прошлой неделе я был там в суде и — пусть аналогия немного натянута — почувствовал себя, как Маленький капрал, вернувшийся в Тюильри из ссылки. Мои старые капитаны, старые генералы бросились ко мне со слезами на глазах. — Он кинул взгляд на Бингемона. — Не без вашего содействия, Мэтью. Вместе, я убежден, мы, черт возьми, непобедимы.

— Насчет натяжки в аналогии вы правы, Арчи, — сказал Бингемон. — Старина Наполеон проиграл, в конце концов.

— Черт, — сказал Арчи, — как говорится у нас на Юге — Après nous la déluge[98]. Не примите на свой счет, юноши.

— Пойдите отдохнуть, Арчи, — заботливо сказал Бингемон. — Я заеду за вами в восемь.

— Всего хорошего, господа.

Все обменялись с ним теплыми рукопожатиями.

— Какой прекрасный старик — и как говорит! — сказал Бингемон, с нежностью глядя вслед удалявшемуся Арчи. — Я им горжусь. А знаете, я помню еще время, когда он был самым заядлым демагогом и сквернословом, который когда-либо покупал за виски голоса дураков.

Пока они разговаривали, народу в кабинете стало заметно меньше. Бингемон улыбался и махал рукой некоторым из уходивших, другие ускользали незамеченными.

— Мне жаль, что вам пришлось соприкоснуться с той стороной дела, которая не имеет к вам отношения, — объявил Бингемон, когда они остались одни. — Я намеревался обсудить с вами, как мне хотелось бы обставить вечер, но Джимми не умеет уходить вовремя.

Он подошел к столу и нажал кнопку. Где-то зажужжал звонок, и в кабинет вошли три человека в соломенных шляпах. Рейнхарту показалось, что он видит их не в первый раз, — они попадались ему на глаза в Латинском квартале.

— Только мистер Алфьери, — сказал Бингемон.

Двое из троих повернулись и вышли; мистер Алфьери, пожилой человек с добрыми глазами, снял шляпу и подошел, слегка поклонившись.

— Да, сэр, — сказал мистер Алфьери, — он пошел в клуб демократов.

— Ну конечно, — сказал Бингемон. — Джек, Рейнхарт, это мистер Алфьери, который сегодня обеспечивает нашу безопасность. Как у вас дела, мистер Алфьери?

— Ну, — начал мистер Алфьери с новым поклоном, — мы так все организовали, что гости на поле за столиками могут ничего не опасаться. У нас есть переносные сетчатые ворота, которые можно быстро собрать и разобрать; их мы затянем полосатым тиком, а поверху проходит колючая проволока, так что через них никто не перелезет.

— И они запираются?

— Да, сэр, они все запираются снаружи.

— Это принцип овладения аудиторией, — с улыбкой сказал Бингемон.

Джек Нунен нервно засмеялся:

— Другими словами, люди, платящие по сто долларов за столик, будут заперты снаружи?

Бингемон перевел взгляд с Рейнхарта на Нунена, засмеялся и положил отеческую руку на плечо Нунена.

— Да, — сказал он. — Они будут заперты.

Нунен испустил несколько тактов смеха — за компанию — и побледнел. Рейнхарт подошел к накрытому скатертью столу и плеснул себе бурбона в кофейную чашку.