В зеркалах

— Не будьте дураком, — сказал Рейни. — Вы же сыграете им на руку. Они только и дожидаются чего-нибудь такого. — Он оглянулся на стадион; перед главными воротами вспыхивали красные маячки полицейских автомобилей — он видел их отражения в ветровых стеклах машин на стоянке. — Вы уверены, что эту мысль вам кто-нибудь не внушил? Не подсказал, что надо бы устроить такую штуку?

— Кого это ты назвал дураком, пустомеля? Считаешь меня невеждой, потому что я рабочий? У меня котелок еще как варит! Стоит кому-нибудь решить что-нибудь сделать, и уж какой-нибудь идиот из образованных тут как тут. Дескать, играешь на руку противной стороне. Послушай, умник, вот когда ты ничего не делаешь, тогда ты играешь им на руку. До этого ты сам еще не додумался?

— Но поймите же, — с усилием сказал Рейни. — Нельзя этого делать.

— Чушь. Я лет на пятьдесят дольше тебя прожил в этих проклятых Соединенных Штатах, умник. И мне плевать, как вам всем это кажется. Когда имеешь дело с такими людьми, есть только один способ действия: пойти прямо к ним и показать, что к чему. А если духу не хватит, они и будут обходиться с тобой, как с половой тряпкой. Как с филиппинцами.

Рейни отошел от грузовичка и засмеялся. Он поднес ладонь к лицу и посмотрел на нее. Его звали голоса, которые доносились не со стадиона. Эти голоса твердили ему свое. Он закрыл глаза и заставил себя прервать смех.

— Я тоже пришел сюда не для того, чтобы бродить под стенами, — сказал он старику. — Если вы туда въедете, они наверняка убьют вас. Но если вам удастся туда въехать, я хочу быть с вами. Я не могу остановить их и не могу остановить вас. Но это было долгое… — Шея у него дернулась. Это было долгое утро. Утро мистера Клото. — Это было долгое утро. Я не намерен уйти. Я не намерен вернуться. — Он покачал головой и улыбнулся. — Я поеду с вами, мистер.

— Не выйдет — никаких пассажиров. Только в одиночку можно рассчитывать на один паршивый шанс.

Прокурор штата Калвин Минноу стоял у микрофона и произносил небольшую толковую речь о проблемах бедности и лени, неразрывно между собой связанных. Жесты прокурора, которыми он отнюдь не злоупотреблял, удачно подкрепляли каждый вывод: жесты эти были направлены вширь и вверх, указывая на положительную конструктивную позицию оратора. Подчеркивая какое-нибудь утверждение, прокурор Минноу резко опускал кулачок на подставку микрофона, демонстрируя твердость и целеустремленность своих намерений.

Однако прокурор штата Калвин Минноу мог бы с таким же успехом и полностью игнорировать все правила риторики, — более того, если бы он сообщил аудитории, что занимается осквернением трупов или питает особый интерес к фекалиям, это нисколько не повредило бы его репутации. Ибо толпа и не думала слушать Калвина Минноу — внимание толпы было поглощено деревянными стульями, летевшими на поле из верхних секторов.

Рейнхарт, который как в тумане представил нескольких ораторов и удалился в лабиринт стрелков-ковбоев, чтобы еще раз затянуться сигаретой с марихуаной, теперь внезапно проникся страстью к зеленому цвету травы.

— Фарли, — без конца повторял он, — нет, ты только погляди на эту траву!

— Заткнись, — говорил Фарли. Он пытался проникнуть в настроение толпы и был занят логическими изысканиями. — Что-то тут не так, Рейнхарт, — сказал он вдруг. — Кто-то там дирижирует этими остолопами. Почему мы не можем ублаготворить их?

— В каких только парках я не бывал, — сказал Рейнхарт, — а такой травы нигде не видел!

— Либо люди, устраивающие это, сами не знают, что делают, либо… — Он помолчал, прислушиваясь к отдаленному треску. — Либо какие-то разные люди делают совершенно разные вещи.

— Послушай! — сказал Рейнхарт. — Такой зеленой травы не запомнит ни один старожил. Это — настоящая американская трава, Фарли, трава воскресных пикников нашего детства.

— Терпеть не могу ситуаций, когда какие-то разные люди делают совершенно разные вещи, — сказал Фарли. — И особенно когда тебе неизвестно, кто эти люди и что, собственно, происходит.

— Я вызову сюда полицию штата!

— Сохраняйте хладнокровие, сенатор, — сказал Джек Нунен. В его глазах горела властность. — Мы выиграем.

Над толпой взметнулся непрерывный крик — волна звука, которая не спадала. Один из оркестров на поле заиграл. Генерал Тракки бросился на эстраду, оттолкнул Калвина Минноу от микрофона и воззвал к трибунам.

— Что происходит там, наверху? — закричал генерал. — Что происходит наверху, эй, вы там?!

— Что значит «выиграем»? — спросил у Нунена сенатор Райс. — Эти чертовы ворота перед столиками заперты. Почему моим друзьям не дают уйти?

— Ключи у Алфьери, сенатор. Об этом вам следует поговорить с ним.

— Ну так где же он, черт подери? — трясясь, спросил Арчи Райс. — Где, черт подери, все остальные политические светила? — Он негодующе посмотрел на Рейнхарта и на Фарли. — Я убежден, что вы все — самые отпетые сукины дети, каких мне только приходилось встречать.

— Мы? — спросил Рейнхарт. — Вы спятили, док. Как мы можем быть самыми отпетыми детьми, каких вам только приходилось встречать? Я не в силах с этим согласиться.