В зеркалах

Кабинет Бингемона был насыщен запахом бурбона и тревоги. Люди в легких костюмах бродили среди трофеев — приунывшие, полные тайной радости, просто пьяные. Фарли-моряк беседовал с Орионом Бёрнсом — благолепно и настороженно. Калвин Минноу скользил по комнате, словно выискивая мух себе на завтрак [94]. Мэтью Бингемон то и дело хлопал по спине Джимми Снайпа — вид у того был самый несчастный. Адмирал Бофслар раскинулся на пластмассовом диване в объятиях каких-то приятных грез. Генерал Тракки критически рассматривал охотничьи сцены на стенах.

Рейнхарт, который последовал было за Нуненом по краю комнаты, вдруг увидел Кинга Уолью. Нелепость, подумал он, безумие. В первом кинофильме, который он видел в своей жизни — лет двадцать пять тому назад, — Кинг Уолью играл главную роль; с тех пор перед его глазами тысячу раз мелькало изображение этого худого загорелого лица. И теперь оно возникло перед ним во плоти — с чуть обвисшими щеками, с еле заметной желтушной желтизной в глазах, с выражением странного неудовольствия, словно он был Джоном Кэррадайном или Бартоном Маклейном [95].

— Кинг, — нервно сказал Нунен, — вы, кажется, не знакомы с Рейнхартом.

Рейнхарт решил попросту обойти его, опираясь на теорию, что кино на своем месте вещь необходимая и полезная, но к жизни, какая бы она ни была, отношения не имеющая. Это было все равно что увидеть Сидни Грин-стрита [96]в твоем номере гостиницы.

— А-а, — протянул Кинг Уолью, — а, ты диск-жокей.

Черт, подумал Рейнхарт, что делать? Разбить стул о его башку? Это никогда не получалось.

— Привет, — сказал Рейнхарт.

— Привет? — возмутился Кинг Уолью.

— Да, — сказал Рейнхарт. — Привет. Разве вы не Кинг Уолью?

— Кинг Уолью, — объявил Кинг Уолью. — Не запустить ли нам немножко музычки на этой сраной станции?

— Ни под каким соусом.

— Ага, — сказал Кинг с широкой улыбкой. — Циник.

— Ну. Мистер Уолью, вы же видите, что творится в мире.

— Паршиво, да?

У Рейнхарта мелькнула мысль, что актер может заехать ему в нос за намек, что в мире паршиво. Но тут Джек Нунен вдруг решил вырваться на свободу. Уолью завалил его, как телка на родео.

— Малыш, — доверительно шепнул актер, поймав Нунена за лацкан. — Как там твоя женушка?

— А, прекрасно, Кинг. Прекрасно.

— Это прекрасно, — сказал Кинг. — Знаешь, она упругенькая в этих своих бриджах. Хорошо скачет. — Он игриво закатил глаза на публику.

— А как же, — сказал Джек, — она… она давно этим занимается.

Кинг Уолью громко рассмеялся и ущипнул Джека Нунена за щеку.

— Джек говорит, что его женщина давно этим занимается и потому она хорошая наездница, — объяснил он Рейнхарту.

Рейнхарт вежливо улыбнулся. Лицо Кинга Уолью опять приняло недовольное выражение.

— А ты, дружок? Ты женат?

— Нет, — сказал Рейнхарт. — Я за женщинами не гоняюсь.

— Не гоняешься за женщинами? Так ты, верно…

К ним подошел Мэтью Бингемон с полным стаканом виски — больше не замечая Джимми Снайпа, который брел за ним, весь красный и вспотевший.

— Черт возьми, — сказал Бингемон. — Цепляешься к моим ребятам, Кинг?

— Что у тебя за артель, Бинг? Сплошь педерасты и циники.

— Ни черта подобного. Ребята — чистое золото. Они тебя, наверное, разыгрывали.

— Педерасты и циники, — сказал Кинг Уолью. — Я пошел в спортивный клуб, залезу в сауну.

Они обнялись, как два ковбоя на развилке дорог в Симарроне.

— Не пропусти сегодняшнего предприятия, слышишь? — сказал Бингемон. — Ну что? — Он повернулся спиной к Снайпу и обратился к Рейнхарту и Нунену: — Как вы, парни?

— Бингемон, — говорил Снайп, — вы дали мне обязательства, и я хочу, чтобы вы их выполнили. Вы же использовали мою организацию в наших общих целях, и у вас есть обязательства по отношению ко мне.

— Вы готовы, Рейнхарт? — спросил Бингемон. — Вы готовы насвистеть нам нынче вечером «Дикси»? [97]

— Конечно, — сказал Рейнхарт.

— Бинг! — сердито сказал Джимми Снайп, стараясь встать перед ним. — Выслушайте же меня!

— Вы будете представлять ораторов. У вас есть все необходимые сведения?

— Конечно, — сказал Рейнхарт. — Все как в аптеке.

— Я хочу, чтобы все было в порядке, Рейнхарт. Вы у меня уже выступали перед толпой, и, черт побери, сегодня вам лучше меня не подводить.

— Я уже выступал, — сказал Рейнхарт. — Как вы сами сказали.

— И прекрасно…

— Послушайте, Бинг, — говорил Джимми Снайп, — почему вы поворачиваетесь ко мне спиной? У вас есть обязательства передо мной.

— Ну как, Джек, отношения с телевидением у нас налажены?

— Будьте спокойны, Бинг, — сказал Джек Нунен.

— Бингемон! — заорал Снайп. — Сейчас…

Бингемон повернулся и положил на его плечо успокаивающую руку.

— Конгрессмен Снайп, — сказал он, — я твердо убежден, что ваша позиция касательно обязательств, которые мы, возможно, имеем по отношению друг к другу, отнюдь не противоречит моей. Я осмелюсь даже высказать предположение, что она полностью совпадает с моей.

Джимми Снайп облизнул губы и уставился в лицо Бингемону.

— Эти обязательства… подотрись ими, и дело с концом, дружок.

Снайп, побагровев, отступил на шаг.

— Бингемон, — сказал он, — ты последняя…

Бингемон перебил его:

— Осторожнее, сынок. Лучше не договаривай — ты же здесь у меня.