В зеркалах воспоминаний

Ростропович присутствовал на каком-то расширенном заседании в римском муниципалитете, где обсуждались планы русских вечеров и музыкальных сессий, в которых должен был принимать участие маэстро. Когда совещание закончилось и все быстро разбежались, Ростропович с Галиной Павловной Вишневской остались одни, как неприкаянные. А время обеденное, и мы с Галей предложили им пообедать вместе. Они с удовольствием согласились. Мы отправились в небольшую тратторию в центре города. За обедом завязался непринужденный, почти светский разговор о разном. Галина Павловна спрашивала, что нового в культурной жизни Италии, и мы начали рассказывать о поездке во Флоренцию, из которой только что вернулись. Там мы присутствовали на приеме оперы «Пиковая дама» в постановке Льва Додина. И моя Галя говорит, что нам очень понравилось, – «очень необычно». Опера начинается с пролога, действие которого разворачивается в Обуховской больнице, где уже больной Герман вспоминает всю эту историю с картами, старухой и Лизой. Галина Павловна слушала, слушала…. а я Гале под столом давлю на ногу, чтобы вспомнила, кому она это рассказывает. Наконец, Галина Павловна, которая, думаю, раз двести исполняла роль Лизы, а потом и старухи, вдруг ее прервала и сказала:

– Знаете, это все такая ерунда, милочка. Это большая глупость. Потому что петь реальную жизнь и петь воспоминания – это совершенно другие гармонии. Это по-другому исполняется, по-другому звучит.

И раскритиковала додинскую идею совершено, хотя у него, на мой взгляд, всё получилось очень по-пушкински. Галина Павловна говорит:

– Я понимаю, что вы отталкиваетесь от текста Пушкина. Но повесть Пушкина и опера Чайковского – это две разные вещи. Потому что у Пушкина Герман любит деньги, а у Чайковского Герман любит Лизу.

Короче говоря, раскритиковала по полной, и в этот момент ей понадобилось выйти. Когда она удалилась, Ростропович сказал:

– Вы мою жену не слушайте, она дура. Давайте лучше что-нибудь выпьем.

Мы позвали официанта, заказали граппу. Маэстро с удовольствием эту граппу выпил, я его поддержал. Через минуту вернулась Галина Павловна, внимательно посмотрела, но стаканов на столе уже не было.

Замечательный разговор про музыку и «Пиковую даму». Но вообще-то рассказывать о Ростроповиче очень трудно. Он человек живой, остроумный, его прибаутки разошлись по миру. Он дружил с моим близким другом пианистом Валерием Воскобойниковым и покровительствовал ему. А когда приезжал в Рим, то Валера, который здесь живет уже лет сорок, водил именитого гостя по Риму. Мне он рассказал очень забавный эпизод, приключившийся с ними. После концерта они зашли перекусить в ресторан. И войдя, увидели, что там играет виолончелистка, развлекает публику. Ростропович сидел, сидел, потом, не выдержав, попросил:

– Валера, а нельзя у нее отобрать виолончель?

И Валера пошел, но не к ней, а к хозяину и сказал, что в зале маэстро Ростропович, и может артистка отдохнет пока? Действительно, это было слишком смело – играть при Ростроповиче на виолончели.

* * *

В одной из творческих поездок, приуроченных к Дню поэзии, я познакомился с замечательной писательницей, переводчицей, мемуаристкой Лидией Борисовной Либединской. Все мы искренне любовались этой уже немолодой, но очень красивой, нарядной, элегантной женщиной с умным приветливым лицом. Вне встреч с читателями она украшала нашу поездку весёлыми анекдотами «из жизни животных», как сама говорила, исполненными тонкого юмора и доброты. Она знала их бесконечное множество и гениально рассказывала. Вот такой, например. Про слона. Сидит слон в кресле перед телевизором, смотрит футбол. В разгар матча – звонок в дверь. И Лидия Борисовна показывала, как слон тяжело поднимается, идет к двери, смотрит в глазок; не увидев никого, вновь садится в кресло, продолжает смотреть футбол. Опять звонок – и так три раза. Наконец он открывает дверь, осматривается и видит – на звонке сидит комар. «Это ты что ль звонишь? – спрашивает слон. – «Ну, я». – «А что тебе нужно?». – «Слониха дома?». – «Нет». – «Передай ей, что Эдик прилетал».

И это «Эдик прилетал» стало для нас своего рода паролем, знаком принадлежности к определённому дружескому кругу. После этой поездки Лидия Борисовна любезно пригласила нас к себе в гости, в знаменитый писательский дом в Лаврушинском переулке, рядом с Третьяковкой. В ее квартире на стене я увидел грамоту о дворянстве. Отец Лидии – Борис Дмитриевич был в родстве с Львом Николаевичем Толстым, сама она Льву Толстому приходилась внучатой племянницей. В советское время отец работал в Госплане, а в 1937 году был арестован за своё графское происхождение и погиб в лагере в Красноярском крае. Мать Лидии – писательница Татьяна Толстая, печатавшаяся под псевдонимом Вечорка.