Когда в 1949 г. я записывал в свои самодельные тетради все потоком, лишь бы фиксировать, лишь бы закрепить видимое, найденное, понятое, опоэтизированное, – я понимал отлично, что эти «Колымские тетради» могут быть только черновиком, предварительным текстом с его малой ответственностью и техническим совершенством. Для самого себя было удивительным – как нетвердо встают слова, строфы и строки.
Иногда мелькала какая-то удачная строфа, строка – не больше. Потом эти рассыпающиеся буквы было удивительно трудно и необычайно для самого себя связать стихотворной строкой – чудо было и то, что я мог вообще писать в смысле физического действия, – а тут вдруг – стихи, вырывающиеся из-под пера, торопящиеся строчки.
Хорошо обдумав этот вопрос, я решил, что эти тетради будут черновиками. И я к ним когда-нибудь вернусь, как к запасу сырья, как к сырьевому складу.
Оказалось, что к этому запасу вернуться нельзя – ни в Калининской области, ни в Москве.
Гораздо легче написать новое стихотворение.
Именно тогда написал я стихотворение «Над старыми тетрадями». Стихотворение это отражает мои настроения при размышлении над «Колымскими тетрадями».
Лишний раз подтвердилось, что стихотворение может быть написано только один раз, может быть угадано только один раз.
Я не возвращался больше к «Колымским тетрадям» после неудачи с «Архимедом».
«Картограф», «Рублев», «Странник», «Модница» – все эти стихи записаны в тетрадях 1949 года. Написаны эти стихи раньше, но когда – я сказать не могу, кроме «Модницы», которую я датировал по просьбе своего редактора 1940 годом. Это условная дата, приблизительная.
Все стихи, датированные 1949 и 1951 годами, – приблизительные. Вместе с воспоминаниями я вписывал новые варианты. Главным моим грехом после воскресения из мертвых было неумение вовремя остановиться – поэтому стихи 1949–1950 гг. многословны. Эти стихи привезены с Колымы в 1951 году, и сам я привез несколько сот стихотворений в ноябре 1953 года. Стихи были более укрепленные, более совершенные по сравнению с тетрадями 1949 года. Эти стихи составили первую мою «Колымскую тетрадь».
Первая «Колымская тетрадь» вручена Пастернаку в Москве 13 ноября 1953 года. Но и все пять последующих «Колымских тетрадей» не написаны в хронологической последовательности. В пятую и шестую тетради могут входить стихи и 1950, 1951 и 1952 годов.
Истинная датировка моих стихов (включающих и все «Колымские тетради») проводилась мною только летом 1969 года по моим общим тетрадям, по заметкам в этих тетрадях.
Стихотворение датируется по первой записи, какой бы переделке далее стихи ни подвергались.
Впрочем случаев переделок, после работы над вторым, окончательным вариантом, немного.
Работу над окончательным вариантом, после того как удалось упорядочить и привести в единообразие способы записи – стало возможно делать ближе по времени к первому варианту, чем я это мог делать раньше. Выгодой была общность настроения. Часто удавалось решить вопросы правки, композиции, отделки тут же после черновика, черновик превращался в беловик тут же. Так написаны стихи последних лет.
Каков вывод из всего, что я вспомнил?
Стихи, датированные 1949 и 1950 годами, взяты мной из тетрадей, писанных летом 1949 года, зимой 1949/50 и летом 1950 гг. С осени 1950 года до осени 1951 года я писать стихов почти не имел возможности.
В 1951 г. я меняю место работы и уезжаю на полюс холода в Оймякон, где и написан ряд моих стихов, вошедших и в сборники и в «Колымские тетради» («Камея», «Стрельцы» и т.д.).
В 1953 году мною привезена в Москву первая «Колымская тетрадь», «Синяя тетрадь» – названная так Пастернаком. Стихи из нее входили в разные мои сборники, но не очень много.
С декабря 1953 года по октябрь 1956 года я прожил в Калининской области. Решающее большинство стихов этих лет – реализация колымских впечатлений – записано наново, а не по правке стихов (1949–1951 годы).
С возвращением в Москву в октябре 1956 года я отсекаю последней «Колымской тетрадью» «Высокие широты» – хотя в нее входят и стихи, написанные не на Колыме и даже посвященные не Колыме. Но у всех этих стихов есть какая-то тайная сердцевина, не очень четко понятая мною самим, что не дает возможность отчислить эти стихи от «Колымского ведомства».
Далее с 1959 года написан ряд стихотворений – «Память», «Пень», которые иначе чем «постколымские» назвать нельзя – нет. Это стихи на колымские вопросы, которые Колымой поставлены, но не получили по разным причинам своевременно – хотя бы в Калининской области – ответа. Стихотворение «Бивень» относится сюда же, «Горный водопад»…
Одновременно пишутся стихи, выражающие новые мои впечатления, – «Весна в Москве», «Голуби», многочисленные московские стихи, вошедшие в сборник «Шелест листьев» – там больше всего московского.
Стихи всякого поэта – это поэтический дневник, дневник его души.
При установлении точной хронологии каждого моего стихотворения читателя ждет, мне кажется, убедительная картина мира.