В зеркале морей

Он проехал бесшумно, но при въезде в аллею одна из гнедых лошадей, испугавшись, захрапела, выгнула шею и метнулась в сторону, прижавшись к дышлу; клок пены упал с мундштука на атласное плечо лошади, а кучер со смуглым лицом тотчас же наклонился и крепче сжал вожжи. Это было длинное темно-зеленое ландо на рессорах, изогнутых в форме буквы С, очень элегантное и внушительное на вид. Оно казалось поместительнее обычных экипажей, и лошади были как будто покрупнее, отделка — изысканнее, слуги, сидевшие на козлах, — повыше. Платья трех женщин, — две были молодые и хорошенькие, а третья — красивая, зрелых лет, — заполняли почти весь экипаж. Четвертым седоком был мужчина с аристократической внешностью, болезненным цветом лица, тяжелыми веками, с густыми темными с проседью усами и эспаньолкой, которые почему-то казались солидными привесками. Его превосходительство…

По сравнению с этим быстро мчавшимся ландо все остальные экипажи казались плохими, потертыми, передвигающимися со скоростью улитки. Ландо стремительно обогнало длинную вереницу; лица сидевших в нем людей, производивших впечатление бесстрастных, рассеянных, с остановившимся взором — скрылись из виду. И когда ландо исчезло, длинная аллея, несмотря на ряд экипажей, сворачивающих у моста, показалась пустынной, безлюдной и уединенной.

Капитан Уолей поднял голову, чтобы взглянуть на ландо; нить его мыслей оборвалась, и он, как это часто случается, задумался о вещах, не имеющих значения. Вспомнилось ему, что в этот самый порт, где он только что продал свое последнее судно, явился он с первым судном, какое мог назвать своею собственностью; в ту пору он был целиком поглощен планами, как завязать торговлю с отдаленными островами Архипелага. Губернатор по мере сил оказал ему поддержку. Он не был «его превосходительством» — этот мистер Дэнхем, разгуливавший без пиджака; о благоденствии разрастающегося поселка он заботился день и ночь с бескорыстной преданностью няньки, выхаживающей любимого ребенка. Одинокий холостяк, он жил, как в лагере, с несколькими слугами и тремя собаками в так называемом губернаторском бенгало — низком строении на кое-как расчищенном склоне холма; перед бенгало торчал новый флагшток, а на веранде — вестовой.

Капитан Уолей вспомнил, как он поднимался под палящими лучами солнца по склону холма на прием к губернатору; вспомнил темную прохладную комнату почти без мебели; на одном конце длинного стола лежали кипы бумаг, на другом — два ружья, медная подзорная труба и маленькая бутылочка с маслом, из которого торчало перо; вспомнил, с каким лестным вниманием отнесся к нему этот человек, стоявший у власти. Предприятие, о котором докладывал капитан Уолей, было связано с серьезным риском, но после двадцатиминутной беседы в губернаторском бенгало на холме дело пошло гладко с самого начала. А когда он уходил, мистер Дэнхем, уже склонившийся над бумагами, крикнул ему вслед:

— Через месяц «Дидона» выходит в море и будет в тех краях. Я распоряжусь, чтобы ее капитан заглянул к вам и разузнал, как подвигается дело.

«Дидона» была одним из нарядных фрегатов, крейсировавших в китайских водах, а тридцать пять лет — немалый промежуток времени. Тридцать пять лет назад предприятие, подобное затее капитана Уолея, имело настолько серьезное значение для колонии, что наблюдение за ним поручалось фрегату королевского флота. Давно это было. Тогда еще считались с отдельными людьми, с такими людьми, как капитан Уолей или бедняга Ивенс, — Ивенс с красной физиономией, черными, как уголь, бакенбардами и беспокойными глазами, который устроил первый мортоков элинг для починки небольших судов у опушки леса в пустынной бухте, на расстоянии трех миль от берега. Мистер Дэнхем поощрял и это предприятие; однако бедняга Ивенс, вернувшись на родину, умер в бедности. По слухам, сын его выжимал масло из кокосовых орехов на каком-то заброшенном островке Индийского океана и этим зарабатывал себе на жизнь. Но из этого первого элинга в пустынной бухте выросли мастерские «Объединенной компании доков», с ее тремя ремонтными доками, высеченными в скале, с ее верфями, молами, электрической станцией, с се гигантским краном, поднимавшим самые тяжелые грузы, какие когда-либо переправлялись по воде. Если вы подъезжали к Новой гавани с запада, верхушка этого крана торчала, словно странный белый памятник, над поросшими кустарником мысами и песчаными косами.