В зеркале сатиры

— Петр Никифорович? Маргарита Алексеевна вас беспокоит. Как узнала, что вы слегли, места себе не нахожу. Такой молодой, цветущий — и вдруг эта роковая болезнь. С ума можно сойти! Вы знаете, дорогой Петр Никифорович, я последнее время «Вечерку» читать перестала. Глянешь на четвертую полосу, и в глазах темнеет. Сплошные черные рамочки! Так хоть вы держитесь, милый Петр Никифорович! И знаете, что я вам скажу: не злоупотребляйте лекарствами. Я в «Жизни и науке» прочла одну статью, где говорится, что человек, который принимает все выписанные ему лекарства, медленно, но верно отравляет себя. Учтите, дорогой!

Маргарита Алексеевна вешает трубку, а Петр Никифорович мысленно подсчитывает, что с утра он успел уже проглотить четыре таблетки и две столовые ложки какой-то мутной микстуры.

Дзинь-дзинь!

— Петро? Ты, я слышал, заболел? Вот несчастье-то! Кто говорит? Да Завидонов, помнишь, мы жили вместе в таганрогской гостинице? Я тоже тогда в командировке был. Что звоню? Да вот не хочу, чтобы ты подумал, будто я свой должок намереваюсь зажилить, особенно пользуясь твоим беспомощным состоянием. Ведь такое дело на войне мародерством называлось. Так что выздоравливай поскорее и жди почтальона с переводом. Адью!

За свою недолгую, но честную жизнь Петр Никифорович одалживал многим, да и сам занимал. И теперь ему думалось, что его смерть положит конец всем расчетам…

Дзинь-дзинь!

— Товарищ Никифоров? Привет, привет! Панкин вами интересуется. Хоть и выходной день сегодня, а душа у председателя месткома неспокойна. Вот, думаю, случится что-нибудь с нашим товарищем Никифоровым… Возникнет необходимость в расходах определенного назначения… А денег-то и нет! И вот решил я. Сегодня у нас воскресенье, да? Так вот завтра приедет к тебе секретарша с заявлением о материальной помощи. Текст-то мы сами составим, а ты только подпиши. Напрягись, но автограф свой поставь! Ну, а если выкарабкаешься — ссуду вернешь. Привет!

…Поздно вечером «скорая помощь» увезла Петра Никифоровича в больницу. Возможно, он еще поднимется с постели и вольется в трудовой строй. Смущает только одно обстоятельство: по средам и воскресеньям в больнице дни посещений. Знакомые Петра Никифоровича имеют полную возможность посетить его и выразить свое теплое сочувствие лично.

Неутомимый благожелатель

В доме появился новый пенсионер Иван Кондратьевич, в недавнем прошлом — лучший почтальон города. По поводу его ухода на заслуженный отдыхов стенной газете почтамта сообщалось, что если сложить вместе километры, пройденные Иваном Кондратьевичем, то получилась бы линия, дважды опоясывающая земной шар. А груз, перенесенный им в обыкновенной кожаной сумке, мог бы заполнить пятьдесят железнодорожных вагонов…

На самого Ивана Кондратьевича эти подсчеты не произвели особенного впечатления. Он не поддался гордыне, а с удовольствием нежился в постели до девяти утра, не спеша завтракал, выходил на улицу, покупал газету и, устроившись на скамейке уютного сквера, надолго погружался в страсти и страстишки, овладевшие миром.

Спокойная, размеренная жизнь не могла не сказаться на внешнем облике Ивана Кондратьевича. Прежде сухопарый, подтянутый, он стал заметно округляться. Кожа лица, испытавшая в свое время палящий зной, холодные дожди, колючий снег, теперь, находясь в тепле и неге, приобрела нежно-матовый оттенок. В движениях быстрого, мобильного почтового работника появилась какая-то непривычная, почти восточная медлительность.

Первым эти перемены заметил тоже пенсионер, но уже с солидным стажем, по прозвищу Водяной. Такое прозвище он получил, вероятно, по следующим причинам: во-первых, потому, что служил когда-то на водном транспорте в качестве шкипера дебаркадера; во-вторых, благодаря водянистому цвету глаз, и в-третьих, из-за своего дьявольского нрава, полностью соответствующего нашим представлениям о речном лешем.

Летним вечером, сидя на лавке перед домом, Водяной будто между прочим сказал:

— Жиреет Иван Кондратьевич, скоро будет как колобок…

— Да, пополнел, — согласился сосед справа.

— Не пополнел, а просто стал моложе, свежее! — возразила соседка слева.

— Знаем мы эту свежесть! — ожесточенно резюмировал Водяной. — Сегодня его хоть под венец, а завтра ему уже коллективный венок несут. Вот так-то!..

…Проснувшись однажды утром, Иван Кондратьевич нашел на своем столике казенное письмо: его вызывали в милицию. Визит был назначен на следующий день; и потому Иван Кондратьевич провел беспокойную ночь.

Утомленный дежурный никак не мог понять, зачем Иван Кондратьевич в столь ранний час явился в милицию. Потом, порывшись в каких-то бумагах, велел пенсионеру подождать начальника отделения. Лишь около десяти утра появился начальник отделения, еще совсем молодой человек.

— Проходите, папаша! Милости прошу! — пригласил он.

А когда Иван Кондратьевич зашел в его кабинет и присел на краешек стула, ласково спросил:

— Ну что же, папаша, бражкой решил побаловаться?