В зеркале сатиры

Такой разговор происходил в тот вечер между моей хозяйкой — буфетчицей «Унжи» Надеждой Барминой и Николаем Боревым. И когда он довел Надю, что называется, до белого каления, она не выдержала и, подбежав к столику, за которым сидел Борев, выхватила у него недопитую бутылку.

— Не дам больше!

А Борев, не меняя печально-лирического тона, продолжал:

— Ну, потом заштопают, конечно. В гроб положат, гражданскую панихиду устроят. Придут сотрудники. Шеф наш, товарищ Архипов, тоже придет, хотя и считает меня никудышным работником. Но на этот случай он меня реабилитирует. Посмертно, так сказать. А вот Витька Немцов — тот не явится. Некогда ему, он товарищ серьезный. Не придет, ну и черт с ним! А ты, Надюша, я знаю, придешь. Потому что любишь меня. Любишь и жалеешь…

Тут Надя схватила салфетку и по-настоящему разрыдалась.

— Плачь, Надя, пока мы одни. А то там, на людях, тебе, может быть, и поплакать не удастся…

Но поплакать и тут не удалось: в буфет вошел Сербин.

— Мир входящему! Что за плач на стенах вавилонских?.. Надя, ты не знаешь, в ресторане телефон работает?

— Испорчен со вчерашнего дня.

— Тогда вот что, милая. Организуй нам ужин на три персоны.

— А что вам?

— Сто граммов и соленый огурец — малым набором называется. Сто пятьдесят, кружка пива и сосиски — это уже большой джентльменский набор. Так нам ни то и ни другое. Мы люди простые. Рыжиков, значит, подашь, лососины, икры зернистой, сливочного масла. И три порции котлет по-киевски.

Надя вынула из кармана блокнот и стала записывать.

— А пить что будете?

— «Столичной» бутылочку, армянского три звездочки, пива…

— Пива не берите! — сказала Надя и снова всхлипнула.

— Да, гражданин, я тоже не советую, — вмешался Борев. — Один тем пивом уже отравился. А сразу четыре покойника на такой город, как наш, многовато будет.

— А, ну-ну. Если пиво поганое, тогда боржомчику принеси. И все к девятнадцати ноль-ноль. Люблю точность.

С этими словами Сербин ушел. А Борев спросил:

— Этот любитель точности в восемнадцатом номере живет?

— Да, в восемнадцатом. Он интересует тебя?

— Он — ни капельки. А вот то, что останется от сегодняшнего их пиршества, — очень. Ты у них посуду будешь забирать?

— Я.

— Прошу, Надя, когда соберешь посуду и мусор всякий, ничего не выбрасывай. Оставь все на подносе и салфеткой прикрой для верности. Я утром забегу к тебе, посмотрю. Ну, до свидания! Мне ведь и на самом деле контрольную писать.

Потом он подошел, перегнулся через меня, Буфетную стойку, и поцеловал Надю.

— В воскресенье, как договорились, идем на трамплин, не забудь лыжи хорошенько смазать. Ну, пока!

Я услышала еще один звонкий поцелуй.

— И приведи свой носик в порядок, глазки холодной водой пополощи. Будь умницей, не растравляй себя.

Борев ушел, но тут же вернулся и сказал на прощание:

— А пиво, между прочим, замечательное. Так что прибереги мне бутылочку.

На следующем этапе эстафету снова принимаю я, Копия шишкинских «Мишек». Теперь мой рассказ.

Когда Сербин вернулся из буфета и вошел в номер, Огнецвет прибирал свою кровать.

— Будет ужин, — сказал Сербин. — Скромный, как суточные командированного. Так что пусть не тревожится устроитель приема: счет будет небольшой. Если, конечно, гость наш не разойдется.

— А охоч до горилки?

— Спрашивается! Он даже афоризм такой придумал: «Как ни бьешься, а к вечеру напьешься».

— По теории, выходит, пьет.

— Глотает и не морщится. Рассказывают, что денежные знаки тоже проворно подбирает. Зоб у него как у утки: только наклюется, глядь, опять у кормушки стоит.

— Опыт, — заметил Огнецвет.

— Закалка, — возразил Сербин и пустился в пространные рассуждения: — Когда родится человек, так его хоть под микроскоп — чист, как ангелочек. А подрастает юноша, смотришь, берет уже. Почему берет? Подучили человека, закалили организм. Ты когда-нибудь интересовался, сосед, как готовят спортсмена к зимним заплывам? Сначала его заставляют обтираться мокрым полотенцем, обливаться холодной водой. И только потом устраивают ледяную купель. К воде надо привыкнуть, иначе можно захлебнуться. Так и здесь. Сделай нужному человеку скромный подарочек — вот ты и посадил на его перья пятнышко. После этого можешь легонько и лапку ему запачкать и клюв замарать. Глядишь, и вошел человек во вкус.

— Что ж, уважаемый, значит, того гуся я сперва должен с ложечки кормить? Морока!

— Можно и без мороки. Но опять-таки с умом. Вот пришел ты к начальнику и десятку в руку суешь. Что получится? Возмутится начальник: «Вы что, подкупить меня хотите? Вон отсюда!» Да еще свидетелей позовет, в милицию позвонит. Подкатит авто такое, знаешь, с красными полосками по бокам — «Раковая шейка». Я бы на месте правительства вообще запретил их выпускать. Малокомфортабельная машина.

— Видел тот транспорт. Приходилось.