В зеркале забвения

— Ваше превосходительство! Мы избрали в качестве автора этого номера журнала, посвященного арктическим народам мира, Юрия Гэмо, зная о его высоких литературных способностях… А что касается остальных советских писателей, то, извините, мы не собираемся превращать «Нейшнел Джеографик» в журнал «Коммунист».

Посол воспринял это замечание как шутку и первым засмеялся.

Редакция журнала устроила поездку на Аляску, куда Гэмо и не мечтал попасть. Как это принято в журнале, билет был первого класса, и комфорт, предупредительность персонала заставляли вспоминать аэрофлотовские страдания, которые в избытке претерпел Гэмо в своих многочисленных полетах из Москвы в Анадырь, по Чукотке и Магаданской области, долгие сидения в холодных, грязных аэропортах, где считалось неслыханной удачей получить койку с серым постельным бельем в продуваемой всеми ветрами гостинице и горячий обед.

Самолет авиакомпании «Аласкан Эрлайнз» прибыл в Ном точно по расписанию, и Гэмо, одолеваемый разноречивыми чувствами, прошел в здание аэропорта, где его встречали мэр города Лео Расмуссен, уважаемые горожане и его хозяйка на время пребывания в здешних краях, эскимосская учительница Дженни Алова.

Жизнь аляскинских эскимосов поразила Гэмо.

Конечно, по уровню благосостояния они находились намного ниже приезжих, но их чувство собственного достоинства, уверенность в себе, сознание того, что они настоящие хозяева здешней земли, наполняло их чувством гордости.

Дженни, однако, уверяла гостя, что положение эскимосов не совсем уж такое хорошее.

Она старалась изо всех сил, угощала гостя полузабытыми лакомствами: кожей кита, нерпичьими ребрышками, замороженной морошкой.

— Нам еще много надо сделать, чтобы наш народ стал подлинным хозяином на собственной земле.

Когда Гэмо подошел к самолетику, который должен было доставить его, Дженни и журналиста местного радио на остров Малый Диомид, он все еще сомневался, что ему удастся повторить свое детское путешествие на этот островок в Беринговом проливе: семи лет, перед самой войной, когда еще не было отменено соглашение между Америкой и Советским Союзом о безвизовых поездках местных жителей, дед взял Гэмо на свой вельбот. По воспоминаниям, которые остались в памяти и со временем не потускнели, жизнь на американском острове тогда мало чем отличалась от жизни соплеменников на советском берегу.

Гэмо уселся на место второго пилота, который отсутствовал, остальные пассажиры едва втиснулись позади него. Полет продолжался около часа, и все это время он не отрывал пристального взгляда от открывающейся перед ним картины. Тундровый пейзаж полуострова Сьюард мало чем отличался от такой же земли на Чукотке где-нибудь между бухтой Провидения и бухтой Лаврентия: ниточки небольших ручейков, блестевших льдом, озерца, склоны холмов и скалистых сопок. За мысом принца Уэльского, который в хорошую погоду виден с мыса Дежнева, с того места за уэленским маяком, которое служило Гэмо «читальным залом», открылась такая ширь, что захватило дух. Показались острова Диомида, словно плывущие рядом и окаменевшие сказочные морские звери. За ними — мыс Дежнева, ниспадающий к проливу склон, на котором можно было разглядеть новый памятник Семену Дежневу, выполненный в виде маяка с бронзовым бюстом отважного землепроходца, дальше — жилища старинного эскимосского селения Наукан. Они были построены так прочно, на века, что не разрушились после того, как опустели, и казалось, что просто никто из жителей не вышел на шум самолета.

Пилот сделал резкий вираж и зашел на узкий пролив между островами Диомида с северной стороны. Небольшая, отмеченная металлическими бочками, посадочная площадка разместилась на льду как раз по линии государственной границы между Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом.

Когда остановился пропеллер, к самолету подошел седовласый импозантный старик в белой камлейке и сказал по-чукотски:

— Здравствуй! Выходи! Будешь жить у меня!

Домики иналикцев цеплялись за крутой скалистый склон островка, и жилище Дуайта Мылыгрока располагалось на южной оконечности, выше других домов.

Дуайту уже было за восемьдесят, но Гэмо помнил его стройным юношей, лучшим исполнителем танцев охотников на крупного морского зверя Берингова пролива. Правда это или легенда, но в Уэлене поговаривали, что Атык, родич Гэмо, уэленский певец, был сводным братом Мылыгрока. По старинному обычаю когда-то их отцы на время обменялись женами, чтобы закрепить на века дружбу, и родились два брата, равно наделенные талантом создавать новые песни и танцы, прославляющие жизнь человека на самом краю его возможностей.

После ужина, когда они остались одни, Гэмо как бы между прочим спросил об этом.

— Я тоже слышал эту легенду… Но точно не знаю, было ли это на самом деле? Мои родители давно умерли, и я не успел спросить их об этом…

— Атык тоже умер, — сообщил Гэмо. — Он был моим двоюродным дедом с материнской стороны.

— Вот видишь — мы с тобой родственники! И чтобы нам свидеться, потребовалось почти полстолетия! Разве это по-человечески?

— Кто в этом виноват?