В зеркале забвения

— С твоей премией получилось вот что. Список уже лежал на подписи у Председателя Совета министров. Но тут позвонил Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана и сообщил, что республика в этом году собрала рекордный урожай хлопка. Надо отметить и узбекскую литературу, которая сыграла не последнюю роль в поднятии трудового настроения хлопкоробов… Вот так… Политика, ничего не поделаешь… В следующий раз, обещаю, я все сделаю, чтобы тебе дали премию. Ты ее заслужил давно.

Гэмо вздохнул и сказал:

— Ничего не выйдет.

— Почему? — удивился Георгий Мокеевич.

— Потому что на Чукотке никогда не вырастет хлопок!

Незнамов уже не искал самого Юрия Гэмо, даже его следов, а лишь пытался себе представить его городское окружение. Он отказался идти в другой Музей этнографии, Кунсткамеру, где, по словам Зайкина, находился хороший отдел первобытных народов не только Сибири, но и всего остального мира.

— Как-то все это не очень хорошо, — заметил Незнамов.

— Что не хорошо? — не понял Зайкин.

— Представьте себе музей, где экспонатами были бы мы с вами… Муляжи, или чучела, или восковые фигуры с табличкой: «Интеллигенты времен перестройки и возникновения рыночных отношений в России».

Зайкин немного подумал и согласился: — Да, верно: это не очень хорошо… Мне как-то это не приходило в голову.

Незнамов теперь полюбил бродить по городским паркам. Позади «Спаса-на-Крови» он входил в Михайловский сад, оттуда шел на Марсово поле, и, пройдя открытые торжественные зеленые просторы, окаймленные старинными зданиями, пройдя через мостик, входил в сумрак Летнего сада. Он, не спеша, проходил мимо античных статуй, вглядываясь в выщербленный от времени и непогоды мрамор, старался не думать ни о чем, а просто впитывал в себя настроение этого зеленого острова посреди большого шумного города.

Сумрак леса и сумрак парка были совершенно разными, и окрестные леса Колосово, глухие и темные, не шли ни в какое сравнение с декоративной зеленью городских садов.

Каково было Гэмо очутиться в замкнутом пространстве, ограниченном высокими деревьями, закрывающими горизонт? Незнамов пытался представить себе его ощущения, но почему-то этого не получалось, и вместо этого приходили на память собственные переживания военных времен, когда в колосовских лесах слышались выстрелы и гремели взрывы. Немцы боялись леса и нещадно расправлялись с теми, кого подозревали в связях с партизанами.

Несколько дней проведя в Эрмитаже и Русском музее, Незнамов почувствовал тяжелую усталость от такого обилия впечатлений, от картин в золоченых и бронзовых рамах, блеска красок, роскоши дворцовой обстановки. Порой его голова буквально раскапывалась к концу дня, и сон долго не шел в растревоженное сознание.