В зоне риска. Интервью 2014-2020

А, по сути, большинство нынешних литературных знаменитостей – это какая-то юношеская паралимпиада. Я иногда открываю какого-нибудь лауреата «Букера» или «Большой книги» и вижу: человек не то что роман написать не может, он ещё фразу строить не умеет, без слова «который» сложного предложения построить не способен! Представьте композитора, сочиняющего симфонию, не овладев гаммами… Смешно.

– Максим Кантор, Борис Акунин (можно было бы назвать ещё несколько имён) живут и творят, вкушая радость европейских пейзажей. Вы – известный писатель. Почему предпочитаете напряжённую редакционную жизнь, московскую суету спокойному существованию в комфортном климате?

– Несколько причин. Первая – у меня такой темперамент. Я не только писатель, но и общественник. Я заряжаюсь от жизни. А она всё время меняется. Отошёл в сторону – и уже плохо понимаешь происходящее. Вторая причина – я пишу реалистическую литературу. Я вынужден сверять то, о чём пишу, с реальностью. Зачем Акунину российская жизнь? Он пишет литературные ребусы а-ля Честертон на мотив придуманной дореволюционной России. Книги Кантора – это не художественная литература, а интеллектуальная игра. Такие книги где угодно можно писать. На Марсе.

Те писатели, традиции которых я по мере сил продолжаю (Бунин, Чехов, Булгаков) – были кровно связаны с российской действительностью и страшно страдали, если судьба отрывала их от Родины. Кто-то, как Алексей Толстой и Куприн, вернулся, кто-то, как Бунин, не смог. Но они от этого страдали. Русскому писателю в отрыве от России творить трудно. Довлатов не страдал, да он меня никогда и не трогал.

Скажу прямо: я русский писатель. У нас неполиткорректно на эту тему высказываться. Мы вроде как русские по умолчанию. Конечно, по своей гражданской принадлежности, по государственно-патриотическому сознанию мы – россияне. Среди россиян есть аварцы, якуты, евреи, коми, калмыки, татары, ассирийцы, более сотни народов… Но есть, знаете, ещё и русские. Я из них. У нас свой взгляд на многое, и он отличается от других. Нет, он не лучше, просто иной. Это нормально: Бог создал наш мир многоплеменным и многоязыким. Можно изъять графу из паспорта, но изъять национальный характер, который первым делом и отражается в литературном слове, из словесности невозможно. Нельзя быть в своих книгах русским по умолчанию.

Беседовал Владислав Корнейчук

Журнал «Газпром», № 1-2, 2016 г.

Писатель в эпоху перемен

15 лет назад, 19 апреля 2001 года, главным редактором «Литературной газеты» стал Юрий Поляков. Впрочем, наш разговор далеко перешёл границы этой темы. Мы говорили о творчестве, политике и просто о жизни. А начали со старейшей в России газеты, которой скоро исполнится 87 лет. Если же вести отсчёт от издания Антона Дельвига и Александра Пушкина, то «ЛГ» и вовсе без малого два столетия!

– Вам уже полтора десятка лет приходится раздваиваться – на работу журналиста и деятельность писателя. С какой мысли начинается утро: «Что с газетой?» или «Как новый роман?».

– В понедельник и во вторник меня обуревает первый вопрос, ибо в эти дни принимается окончательное решение по содержанию номера – одни материалы снимаются, другие ставятся. Учитываем текущий момент, происходящие события. Ну а во вторник завершается процесс производства газеты. На редакционном совещании в среду обсуждаем вышедший номер и основу будущего. В пятницу – ещё одна «летучка», на которой рассматриваются оперативные моменты.

Ну а в четверг и в выходные стараюсь заниматься писательским ремеслом. Но порой приходится менять планы – выкраивать время для деловых встреч, командировок, съёмок в телепередачах… Но есть ещё и творческие отпуска.

– За годы работы в «ЛГ» – я говорю лишь о литературном творчестве – вы написали три романа: «Грибной царь», «Гипсовый трубач» и «Любовь в эпоху перемен». Плюс сценарии, несколько пьес. Немало, но ваш КПД мог быть выше, если бы не газетная подёнщина…