В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Знаете анекдот? Начальник отдела кадров подозрительно смотрит на красный нос человека, поступающего на работу, и спрашивает: «А вы часом не любитель?» Тот отвечает с возмущением: «Я? Любитель?! Я, чтобы вы знали, профессионал!» Так вот, я как раз и был одним из тех, кто эту волну поднял. Первым ностальгическим литературным произведением об СССР была моя повесть «Парижская любовь Кости Гуманкова», опубликованная в «Юности» летом 1991-го и переизданная с тех пор больше 30 раз. А ностальгия по СССР объяснима. Нельзя навязывать народу неприязнь к советской эпохе, не надо врать – получите обратный эффект. Да, были недостатки, даже пороки, но пришло время говорить об этом объективно. В СССР не было такого чудовищного социального расслоения, как сейчас, когда мутный «гоп-стоп менеджер» в качестве бонуса получает едва не больше, чем все учителя Москвы за целый учебный год. Из-за таких перекосов рушатся государства.

– Это время сравнивают с началом ХХ века, когда социальный разрыв привёл к революции.

– Да, многое совпадает… С одной стороны, верхний слой «ел ананасы и жевал рябчиков», сорил деньгами, а три четверти крестьянского населения к апрелю опухало от недоедания. К весне запасы пищи заканчивались, а семенной хлеб трогать нельзя. Сейчас восхваляют те времена: «Ах, как же было хорошо при царе-батюшке!» Если бы хорошо было всем или большей части населения, то не смело бы тот строй волной гражданской войны. Не случайно Маяковский назвал поэму о революции «Хорошо!». И большинство населения с ним согласились.

Сегодня мы тоже имеем колоссальный материальный разрыв между верхним и нижним слоями. Это очень тревожно…

– Юрий Михайлович, вы же сами сказали, что при Советской власти такого разрыва не было. А ведь её тоже смело. Как же так?

– Ну, к 1991-му из-за инфляции и рукотворного продовольственного кризиса уже произошло массовое обнищание, а это всегда – источник потрясений. Но революции-то с гражданской войной не случилось, а произошёл, по сути, дворцовый переворот: бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС отнял власть у бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС же. Улавливаете? Но в чём-то вы правы… И мой роман не только о любви и сексе в СССР, книга ещё и о том, как в стране накапливалась энергия надвигающегося саморазрушения, признаки которого уже тогда, в 1983-м, при Андропове, можно было обнаружить и в высоких кабинетах, и на писательских сходках, и в редакциях, и в пивных, и в супружеских спальнях…

Беседовала Валентина Оберемко

«Аргументы и факты», март 2019 г.

Пушкин как самообновляющаяся икона

– Юрий Михайлович, начнём с вопроса, традиционного для нашего журнала: какое место в вашей жизни занимают библиотеки?

– Огромное. Причём, с детства. Я вырос в заводском общежитии, своих книг в нашей крошечной семейной комнате почти не было, зато в библиотеке 348-й школы, где я проучился десять лет, имелся большой выбор, даже редкие издания, например, огромный академический Данте с гравюрами Доре, переложенными папиросной бумагой. Там по совместительству работала библиотекарем наша учительница словесности Ирина Анатольевна Осокина, которая очень серьёзно относилась ко мне и помогала выбирать книги. А в пятом классе она стала нашей классной руководительницей и сделала много для формирования моих вкусов и пристрастий в чтении. Кроме того, я был завсегдатаем библиотеки имени Пушкина, что близ Елоховской церкви, книги носил домой из юношеского абонемента стопками. Поступив в Московский областной педагогический институт, я перебазировался в Историческую библиотеку, там собирал материалы к диплому о позднем Брюсове и к кандидатской диссертации о фронтовой поэзии. Теперь у меня дома в Переделкине большая библиотека, а также Интернет всегда под рукой, поэтому в библиотеки хожу чаще на встречи с читателями…

– Ваши герои – наши современники. Служба в армии подвигла вас на создание повести «Сто дней до приказа», работа в школе – к «Работе над ошибками», в райкоме комсомола – к «ЧП районного масштаба» и ряду других произведений. Не появлялось ли желания погрузиться в другую эпоху, например, в XIX век?