В зоне риска. Интервью 2014-2020

Кстати, при советской власти было нормой, когда многие, в том числе и очень известные в будущем люди не продолжали семейную традицию, а «делали себя сами». Доцент-филолог – сын профессора-филолога, выглядело как-то неприлично. Когда я был молодым писателем, в нашей среде скептически относились к писательским детям, которые пошли в литературу вслед за «предками». И, кстати, в 90 % такой скептицизм оправдывался, потому что у этих ребятам, как правило, настоящего таланта не было, а лишь культурная среда, семейные связи и возможности. Почти никто из них ничего не добился, за редкими исключениями: Татьяна Бек, Михаил Тарковский…

Так что моё решение было абсолютно нормальным для того времени. Сейчас, к сожалению, эта традиция идти своим путём сильно подорвана, а государство сквозь пальцы смотрит на то, как по наследству передаются целые академические институты. Ничем хорошим это не кончится.

– Вы начинали с поэзии. В 1977 году в «Московском комсомольце» была напечатана большая подборка ваших стихов, ещё через несколько лет вышел ваш первый поэтический сборник. А потом поэта победил прозаик, почему?

– Я действительно начинал как поэт, и в Союз писателей вступил как поэт. Моя первая книга стихов «Время прибытия» вышла в 1980 году в «Молодой гвардии» с предисловием Владимира Соколова, замечательного поэта второй половины ХХ века, одного из лучших наших лириков. Затем я издал ещё несколько поэтических книг, широко публиковался в журналах, был лауреатом нескольких премий и стал довольно заметной фигурой в своём поэтическом поколении. Всё это подробно описано в эссе «Как я был поэтом».

Переход с поэзии на прозу – это в общем-то обычный для писателя путь. Становление автора, как правило, начинается с поэтического творчества. Размер и рифма на первых порах помогают начинающему «сбить» языковой материал в художественное высказывание. Обыкновенные стихи проще сочинить, нежели обыкновенную прозу. Но великие стихи пишутся труднее, чем великая проза. Почему? Не знаю… Если мы возьмём крупнейших прозаиков XIX – XX веков, то увидим, что почти все они, за редкими исключениями, начинали как поэты. Это и Пушкин, и Лермонтов, и Бунин, и Набоков, и Солоухин.

Прозаиков, которые не были бы поэтами, практически нет. Другое дело, что одни, начав как поэты, потом переходили на прозу и больше уже никогда не писали стихов. Это, скажем, Алексей Николаевич Толстой. Другие же, как, например, Алексей Константинович Толстой, всю жизнь параллельно писали и стихи, и прозу. Однажды на литературном обеде я поспорил с кем-то на эту тему, и мой оппонент привёл аргумент, что, мол, не у всех так было, вот, например, Лев Толстой никогда не писал стихов. И так случилось, что рядом с нами выпивал литературовед, который занимался творчеством Толстого, он возразил: «Нет, Лев Николаевич Толстой писал стихи, только очень уж плохие». Так я и выиграл этот спор (улыбается).

– Вы учились в Московском областном педагогическом институте, на филфаке, потом была литературная студия при МГК ВЛКСМ и Московской писательской организации. А Литературный институт, кузницу писательских кадров, вы как-то обошли стороной. Почему?

– Да, Литературного института не было в моей жизни. Да и не такая уж это кузница и житница, особенно сегодня. На самом деле большинство крупных писателей советской эпохи, за исключением писателей фронтового поколения, пришли в литературу откуда угодно, но не из Литературного института. А я не попал в этот вуз по вполне понятным причинам, хотя мы с моим другом поэтом Игорем Селезнёвым туда собирались. Но в советские годы существовало правило: тех, кто имеет филологическое образование, в Литинститут не принимать. И когда нам с Игорем пришла в голову идея перевестись в Литературный, нам отказали как студентам-филологам пединститутов. Ведь Литинститут даёт базовое филологическое образование, поэтому, если у тебя уже есть диплом филолога, какой смысл тратить государственные деньги на твоё повторное обучение?

– Но всё же Литературный институт готовил не совсем филологов.