В зыбкой тени

Немногим позднее десяти утра зазвонил телефон. Я знал, кто это звонит, и, когда Зерек сообщил, что сюда приедет Эмми, почувствовал, что помолодел лет на десять.

— Встретить ее?

— Не надо. Я сказал, чтобы она взяла такси.

Я опять улыбнулся. Они запрутся в гостиной, и у меня будет по крайней мере часа два, чтобы поговорить с Ритой.

Миссис Зерек находилась в гостиной, когда звонила Эмми, и теперь была моя очередь торжествовать. А Рита с безразличием смотрела в окно и, видимо, злилась.

Момент окончательного объяснения приближался, она знала это.

Эмми приехала около полудня. Никогда еще у меня не было такого длинного утра, так что я встретил эту надутую рожу с огромной радостью. Я даже был готов обнять Эмми, когда увидел, что она вылезает из такси.

Я отправился в сарай колоть дрова, оставив Зерека с Ритой, и видел, как прибыло такси. Едва Эмми вошла в дом, я отложил топор. Я собирался дать им пять минут, чтобы они втянулись в разговор о делах, а затем найти Риту.

Я закурил сигарету. Мои руки дрожали, как листок на осеннем ветру; я старался унять свое сердце.

Я наблюдал за Зереком сквозь окно. Он сидел в кресле возле камина. Затем в гостиную вошла Эмми и присоединилась к нему.

Больше я не мог ждать и секунды. Отбросив сигарету, дрожа всем телом, я застыл возле двери сарая.

Появилась Рита. На ней был неизменный серый свитер и узкие брюки. Подбоченясь, она смотрела на меня.

В течение четырех-пяти секунд мы молча стояли друг против друга, словно два восковых манекена. У ее глаз было странное выражение, которого я никогда раньше не видел, но улыбка на этот раз была приветливой и искренней.

— Ты пришла ко мне?

— К тебе. И не смотри на меня так. Все будет в порядке, Фрэнк. Раньше это было бы небезопасно.

Я обнял ее, чувствуя нервные женские пальцы на своей шее. Мои губы искали ее губы. Мы застыли так и стояли целую вечность, затем я подхватил ее на руки и понес в темный угол сарая, где лежала охапка соломы.

— Дверь… закрой дверь, Фрэнк!

— К черту дверь…

Я положил ее на солому, встал на колени рядом.

— Нет! Не будь идиотом! Сюда могут войти…

На подгибающихся ногах я подошел к двери и глянул в сторону дома. Сквозь низкое окно я мог видеть блики от камина на плеши Зерека.

— Все в порядке. Они разговаривают.

— Я не хочу, чтобы они видели нас вместе…

— Что с тобой? Быстро же ты меняешь свои привычки. Мне казалось, ты терпеть меня не можешь.

Я услышал тихий смех и повернулся.

Рита лежала, наполовину скрытая соломой, руки за головой, одна нога согнута в колене.

— Ты понравился мне с первой минуты. Люблю сильных мужчин.

— Не верю. Как ты со мной обращалась? И едва не свела с ума.

— Я рада. Это мой стиль, но дело не только в нем.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я при первой встрече увидела, как ты смотришь на меня, то знала все наперед. Поверь, и я хотела тебя. Но Зерек! Он ревнив до невозможности. Ты не остался бы здесь и трех минут, если бы он заподозрил, что я заинтересовалась тобой. Теперь же все будет в порядке, если мы будем соблюдать элементарную осторожность. Я постоянно твердила ему, чтобы он избавился от телохранителя. Он уверен, что я ненавижу тебя.

— Ты почти добилась своего, он уже отказал мне. Если бы я не нагнал на него страха…

— Так было нужно — оправданный риск. Но потом я хотела послать ему еще одно письмо. Однако ты опередил меня.

— Ты великая актриса. И все же я до сих пор тебе не верю. Я еще помню, как ты заставила меня буквально лезть на стенку.

— Но, я считаю, это только начало, — вновь она рассмеялась. — В следующий раз, когда он поедет в Париж, я останусь с тобой. Тогда ты поверишь мне?

Мое сердце начало давать перебои.

— А когда он поедет?

— Не знаю. Обычно он ездит раз в месяц.

— Он только что был там. Итак, я буду в продолжение месяца медленно сходить с ума. Именно это ты мне хотела сказать?

— Существует и другой способ избавиться от него.

— Какой же?

— Мы можем убить его, Фрэнк.

Небольшой фургон молочника появился на узкой дороге. Из окошка высунулась рука и поставила на землю возле ворот две бутылки молока. Фургон двинулся дальше. Молочник не утруждал себя, он выползал на свет Божий лишь тогда, когда необходимо было получить деньги.

— Что, что? Что ты сказала?

— Мы можем убить его, Фрэнк.

Я уставился на Риту. У нее был такой вид, словно она обнаружила на полу что-то интересное. Я видел только ее белую шею и высокую грудь под мягкой тканью свитера.

— Не заболела ли ты, дорогая?

— Ну, не знаю. Я только сказала, что есть другой выход. А вдруг я пошутила…

— Надеюсь на это.

— Нет?

— Нет!

Она подняла руку и посмотрела на часы.

— Мне нужно идти. Я не приготовила ленч.

Она поднялась и начала стряхивать солому, приставшую к брюкам.

— Почистите мне спину, Фрэнк.

Я несколько раз легонько шлепнул ее пониже спины, затем круто развернул к себе.

— Тебя повесят за убийство. Ты об этом забыла?

— Кто говорит об убийстве?

— А как иначе понимать твои слова?

— Никак. Может быть, простуда унесет его в могилу… Это было бы чудесно, если бы он умер, не так ли? Ты не ютился бы в маленькой комнатушке, а он не изводил бы меня своим нытьем о сыне.