Ва-банк

Дом, в который приехала тетушка Антуанетта, чтобы занять место матери и взять на себя оба ее класса; дом, в котором живут дед с бабкой по материнской линии; дом, куда меня вернули, побоявшись оставить в школе-интернате; дом, где несчастный старик и две женщины стараются быть со мною ласковыми, в то время как отец еще не демобилизован; дом, где каждая комната для меня – святыня и любой предмет – реликвия; дом, который еще наполнен солнцем уходящего лета, но уже мрачен, темен и печален, когда дед постоянно твердит о скором возвращении отца, а отец все не едет; дом, где меня все раздражает и ранит, где жесты и слова, какими бы искренними они ни были, действуют, скорее, наоборот, – такой дом мне больше не дом.

«Мама так бы не разговаривала со мной, да и какое право они имеют думать, что смогут заменить мне маму, такую маму, как моя!» Не хочу больше слышать их нежные слова. Доброе отношение со стороны теток, дедов – еще куда ни шло, но уж никак не материнские слова. Не хочу, чтобы меня баюкали и лелеяли, кто бы это ни был. Я так и сказал им напрямую, этим двум замечательным женщинам, без крика, без возмущения, скорее с мольбой. Думаю, они меня поняли.

– Я не хочу больше здесь жить. Отправьте меня в интернат. Достаточно, что в этом бараке я провожу каникулы. Тем более что занятия уже идут.

* * *

Каникулы. А зачем проводить каникулы здесь? Нет, это невозможно. Этого нельзя допустить. Играть и смеяться в этом доме – да это же чудовищное святотатство. На каникулы буду ездить в Фабра к тетушке Онтине, и буду пасти там коз и овец со своими сверстниками, и пойду в широкое поле, куда моя милая мама никогда не ходила.

* * *

Кончилась война, вернулся отец. Однажды к нему пришел какой-то человек. Поели сыра, выпили красного вина, разговорились, вспомнили тех, кто не вернулся с фронта, а затем гостя угораздило произнести такие злополучные слова:

– Мы с вами еще легко отделались, не так ли, мсье Шарьер? И зять ваш тоже. Пусть мы ничего не выиграли, но ничего и не потеряли.

Я подстерег его во дворе. Стояла ночь. Подождав, когда он пройдет мимо, я залепил ему камнем из рогатки прямо в затылок. Он заорал благим матом и бросился в соседний дом перевязывать кровоточащую рану. Он так и не узнал, что получил этот удар за то, что в списке жертв той проклятой войны забыл упомянуть самую главную и невосполнимую для меня утрату – мою маму.

Нет, не так-то легко мы выпутались из этой злосчастной войны.

Каждый год с началом занятий я возвращаюсь в Крес, департамент Дром, в старшие классы школы-интерната, где готовлюсь к конкурсным экзаменам для поступления в сельскохозяйственный институт. И каждый год на каникулы мы всей семьей удираем в Фабра. Потрясающие каникулы, поскольку у папы для нас находятся и мамины слова, и мамины жесты, и мамина теплота.

В школе я стал грубым и несносным. Играю в регби на месте разыгрывающего. Сам не жду снисхождения и другим спуску не даю.

Вот уже шесть лет, как я учусь в Кресе, шесть лет числюсь хорошим учеником, особенно по математике, и все шесть лет у меня двойка по поведению. Замечен во всех хулиганских выходках. Регулярно, раз или два раза в месяц, дерусь с товарищами, и всегда по четвергам. По воскресеньям хожу на тренировку, играю в регби.

А по четвергам у нас в школе родительский день. И мне обязательно надо подраться, но не один на один, а один против четверых, иногда двоих. Иначе нельзя.

Матери приезжали повидать своих сынков, вели их в город обедать, а днем, когда стояла хорошая погода, не находили ничего лучшего, как прогуливаться по школьному двору под каштанами. Каждую среду я давал себе слово не смотреть на этот спектакль из окна библиотеки, но на следующий день был не в силах удержаться. Ничего не мог с собой поделать: устраивался у окна поудобнее, чтобы все хорошо было видно. Так я открыл для себя два типа отношений с матерью, и каждый по-своему выводил меня из равновесия.

У одних матери некрасивы, или плохо одеты, или по-крестьянски неуклюжи и угловаты. Тут сразу видно, что сынки стыдятся своих матерей. Смотрю на них широко раскрыв глаза. Боже мой! Так оно и есть: им стыдно! Подлецы, сволочи, негодяи! Настоящие мерзавцы! Вместо того чтобы пройтись с мамашами по кругу или с одного конца двора в другой, они устраивались на скамеечке где-нибудь в тени и оттуда ни шагу! Не хотели показывать своих матерей, попросту прятали их. Не инженеры еще, а уж смотри как разбираются, каким должен быть образованный и благовоспитанный человек. Подлецы! Им хотелось напрочь забыть о своем происхождении. Именно такие типы способны впоследствии на крайнюю подлость: случись родителям нежданно-негаданно заявиться к ним, когда у них в доме гости, так они живо выпроводят своих предков на кухню да еще будут оправдываться перед приглашенными: «Извините, это дальние родственники из провинции как снег на голову свалились».

С такими субчиками развязать драку было несложно. Завидев одного из них, который только что спровадил свою мать раньше времени, чтобы его не раздражала, на пути в библиотеку, я тут же переходил в атаку: