Ва-банк

— О, Жожо, наверное, везунчик, если он всегда выбирался из этого дерьма.

— Да, он парень толковый. Никогда сам много не выигрывает и делает так, что выигрывает и партнер.

— Понятно, значит, в опасности другой, а не он. Хорошо, что предупредил. Спасибо, Хосе!

— Может, после того как я тебе рассказал, не поедешь?

— Один последний вопрос, но ответь честно, есть хоть какой-то шанс вернуться с большими бабками после двух-трех поездок?

— Конечно.

— Следовательно, Жожо богат. Тогда почему он возвращается туда? Я видел, как он грузит мулов.

— Начать с того, что Жожо ничем не рискует. Эти мулы принадлежат его тестю. А решил ехать потому, что встретил тебя.

— А как насчет того груза, что он везет?

— Откуда ты знаешь, что это для него?

— Ну-ну… Какой еще совет у тебя имеется?

— Не езди.

— Нет, я твердо решил ехать. Что еще?

Хосе опустил голову. Повисла тишина. Когда он снова поднял глаза, его лицо сияло. Умные глаза сверкали, и, медленно, растягивая слова, он произнес:

— Послушай человека, который знает этот мир вдоль и поперек. Каждый раз, когда пойдет большая игра, по-настоящему большая, перед тобой окажется куча алмазов. Но как только игра достигла критической точки, уматывай, не сиди с выигрышем. Скажи, что у тебя болит живот, и, не теряя времени, дуй прямо в сортир. Ни в коем случае не возвращайся и этой ночью спи где угодно, только не в своей постели.

— Вот это ценный совет, Хосе. Что еще?

— Покупатели на руднике платят за алмазы значительно меньше, чем в Эль-Кальяо или Сьюдад-Боливаре, но продавай им все камешки, которые выигрываешь, и каждый день. И никогда, запомни — никогда не бери наличными. Заставь их давать тебе расписки так, чтобы только ты мог получить по ним деньги в Эль-Кальяо или Сьюдад-Боливаре. То же самое делай с иностранными банкнотами. Версия такая: ты боишься потерять в один день то, что выиграл, а потому не хочешь рисковать и больших сумм при себе не держишь. Рассказывай это всем, чтобы все знали.

— Тогда у меня будет шанс вернуться?

— Да, у тебя будет шанс вернуться живым и невредимым, если будет на то воля Божья.

— Хосе, спасибо. Спокойной ночи.

Я лежал в объятиях Марии, утомленный любовью, уткнувшись лицом в ее плечо и чувствуя щекой ее дыхание. Перед тем как закрыть глаза, я представил груду алмазов. Я осторожно перебирал камешки, будто играл ими и складывал в маленький холщовый мешочек, какие обычно носят старатели. Потом я — тоже во сне — встал, чтобы уйти, и, оглядевшись, сказал Жожо: «Постереги местечко, я в сортир. Сейчас вернусь». И перед тем, как выйти, увидел всепонимающие глаза Хосе — такие глаза бывают у людей, близких к природе.

Быстро пролетело утро. Все было улажено, Пиколино оставался здесь, о нем позаботятся. Я всех расцеловал. Мария сияла от радости. Она знала: если я отправился на алмазные рудники, то обязательно вернусь, Каракас же никогда не отдавал тех, кто туда подавался. Она проводила меня до места встречи. Пять часов. Жожо был уже там.

— Привет. А ты парень точный. Прекрасно. Через час солнце начнет садиться. Нам это на руку. Ночью нас никто преследовать не станет.

Горячие поцелуи Марии, и вот я уже в седле. Жожо подтянул стремена у моего мула, и, когда мы трогались, Мария сказала:

— Самое главное, любовь моя, не забудь вовремя выйти в туалет!

Я расхохотался и пришпорил мула.

— Ты подслушивала под дверью, чертовка!

— Когда любишь, это — естественно.

Мы двинулись: Жожо на лошади, я, как вы уже поняли, на муле. В девственном лесу свои дороги, их называют «пике». Такая «дорога» — проход около полутора метров шириной, расчищенный с помощью мачете. Кругом заросли. Вверху миллионы растений образуют крышу — такую высокую, что, даже если приподнимешься на стременах, до нее мачете не дотянуться. Это сельва, тропический лес. Густая многослойная листва не пропускает ничего, кроме слабого дневного света.

Нет ничего другого, что бы давало мужчине такое ощущение свободы, как хорошее оружие в буше. Он чувствует себя такой же неотъемлемой частью ландшафта, как дикие животные. Передвигается осторожно, но с безграничной самоуверенностью. Ему кажется, что он в своей стихии, в наиболее естественном из всех возможных состояний: все его чувства обострены, он прислушивается, присматривается, принюхивается. Его взгляд перескакивает с предмета на предмет, оценивая любую движущуюся деталь. Один-единственный враг в сельве, с которым ему надо считаться, самое дикое животное из числа его собратьев, самое умное и жестокое, самое порочное, алчное и гнусное, и самое притом непредсказуемое — человек.

Всю ночь мы довольно успешно продвигались вперед. Утром выпили кофе из термоса, и вот тут-то эта продажная тварь, мой мул, забыл, как надо переставлять ноги, и потащился еле-еле, отставая от лошади Жожо метров на сто. Я бил его по заднице всеми колючками, какие только попадались мне под руку, но без толку.