А потом, когда я ласково спросил, почему просто не пойти к другому, она заплакала еще сильнее, потому что это не пришло ей в голову.
Я до смерти люблю эту девушку, но, если следующие восемь месяцев будут такими… черт. Раньше я думал, что она нелогична, но теперь у нее сумасшествие буквально в крови.
Обхватив ладонями ее лицо, я пытаюсь изгнать ее боль и обиду, которые ненароком вызвал. Ее выражение лица меня попросту убивает и заставляет чувствовать себя самым большим придурком на планете. Даже если учесть ее повышенную обидчивость, это не отменяет того факта, что я просто насрал на ее чувства.
А ее чувства, на самом деле, единственное, что имеет значение.
Она приникает к моей ладони и позволяет вытереть одинокую слезинку, стекающую по ее правой щеке. Когда Саванна поднимает на меня взгляд, в моей груди все сжимается и горло сдавливает.
Как же сильно я люблю эту девочку. Со всем ее буйством гормонов и прочим.
Наклонившись, я прижимаюсь к ее губам, но времени на поцелуи у меня нет. Я стону и неохотно отрываюсь от нее.
— Знаешь, если бы мог, привязал бы тебя к себе. Но ты сказала, что устала, а я не знаю, когда мы сможем вернуться. Тебе стоит остаться и выспаться. — Я провожу ладонью от ее бедра к пока еще плоскому животу. — Теперь ты спишь за двоих, знаешь ли.
Саванна решительно качает головой.
— Ты всегда рядом, когда нужен мне, и я тоже хочу быть рядом с тобой. И буду там ради тебя. И ты не сможешь меня остановить.
Я улыбаюсь при виде решительного выражения ее лица и упрямой линии подбородка.
Еще несколько месяцев назад она была готова на все, лишь бы остаться независимой. Теперь она выглядит готовой бороться с любым препятствием, чтобы быть рядом, даже если это препятствие — я сам.
И черт меня подери, если я не горжусь этим.
— Ты в порядке?
Я отрываю взгляд от задних фар впередиидущей машины и смотрю на Саванну. Я был погружен в свои мысли по дороге в больницу и, вероятно, не сказал ей и двух слов с тех пор, как мы сели в машину.
Убрав руку с руля, я переплетаю наши пальцы.
— Я всегда в порядке, когда ты рядом.
Она закусывает губу, и по ее лицу бегут тени, пока мы едем по темной дороге.
— Тебе должно быть тяжело. Я не могу даже… — Ее глаза расширяются, когда она делает глубокий вдох и выглядит настолько потерянной, каким должен быть я.
Но это не так. Я все еще чувствую равнодушие.
Наверное, это хорошо. Если равнодушен, то тебе не больно, верно?
Въезжая на поворотную полосу, я пожимаю плечами.
— Не знаю. Меня не покидают связанные с ним воспоминания. Большинство из них отвратительны и не заслуживают, чтобы их помнили, но некоторые… некоторые хорошие. Как тогда, когда он взял меня и Блейка на игру «Филлис». Мне тогда было лет семь-восемь, и я был в восторге. Я даже взял с собой мяч, надеясь получить автограф после игры. Но мы набросились на хот-доги и попкорн, и Блейка, в конце концов, вырвало прямо на соседа, так что пришлось уйти раньше.
Я улыбаюсь воспоминаниям: нам пришлось ехать домой с опущенным стеклом, потому что от Блейка жутко воняло. Папа все время поддразнивал его, говоря, что он в любую секунду может остановиться и привязать его к капоту нашего универсала, как дохлого оленя, потому что «мертвых не возят в машинах, а ты пахнешь так, будто кто-то умер, мальчик». Потом он зажал нос, скорчил кислую мину и заехал на заправку.
Блейк разревелся, бубня, что он «не дохлый олень», но папе всего лишь нужно было заправиться. Ему понадобилось целых десять минут, чтобы убедить Блейка, что его не посадят в багажник.
Саванна усмехается.
— Ауч, хреново. Жалко, что ты не получил автограф. Они хотя бы победили «Рэд Сокс»?
— «Рэд Сокс»? — Я хмурюсь и бросаю на нее взгляд. — Они не играли с «Рэд Сокс».
Теперь она выглядит такой же смущенной, как и я.
— Погоди, так он повез вас аж в Филадельфию на бейсбольную игру? Это же около пяти часов езды.
Я бросаю взгляд на дорогу, прежде чем снова повернуться к ней.
— Мы жили в Филадельфии. Именно там мы с Блейком выросли.
Я же рассказывал ей раньше, верно?
Саванна моргает и выглядит совершенно ошарашенной.
— Черт! Я что, никогда тебе не говорил?
Она отпускает мою руку и указывает на себя, бормоча:
— У меня что, лицо похоже на человека, который знал?
— У тебя лицо очень красивого человека, — говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.
Неудивительно, что она видит насквозь мою слабую попытку сгладить ситуацию и отталкивает меня.
— О, господи! — стонет она, пряча лицо в ладонях. — Во что мы ввязались? У нас будет ребенок, а я даже не знаю, откуда ты родом. Я даже твоего второго имени не знаю!
От паники ее голос повышается с каждым словом, что заставляет паниковать меня, поскольку я узнаю приближение классической истерики Саванны.
К счастью, мы уже подъехали к больнице, и я останавливаюсь на первом попавшемся месте. Я должен пресечь истерику в зародыше, потому что когда Саванна выходит из себя, сбегает, а я не могу этого допустить. Не сейчас, не снова.
Припарковавшись, я отстегиваю ремень безопасности и бросаюсь к ней, хватая за руку.
— Эй, посмотри на меня.