Ваал

Бургмейер (перебивая ее и сильно раздраженным голосом). О жене моей не смей ты и говорить своим богомерзким языком!

Евгения Николаевна (тоже выходя из себя). Ах, этого вы мне никак не можете запретить! Никак! Я мало, что вам говорю, но и поеду и скажу еще ее любовнику!.. Пусть и он знает, как она его любит!.. Если она сама сделала против вас проступок, так не смей, по крайней мере, других чернить в том же.

Бургмейер (тем же голосом). Кто ж тебя может очернить? Кто?.. Когда ты сама себя очернила кругом! Когда черна твоя душа и сердце!

Евгения Николаевна. Прекрасно!.. Благородно!.. И для кого же это я очернила себя? Я, кажется, для вас первого пала! И у вас, бесстыжий человек, достает духу кидать мне этим в лицо!.. (Начинает плакать.) Это, конечно, одна только бедность моя дает вам смелость наносить мне такие оскорбления!.. Как, однако, ни мало имею, но лучше обреку себя на голод и нищету, а уж не стану переносить подобного унижения.

Бургмейер. Голодом и нищетой вашей вы меня не поражайте! Кроме собственного вашего капитала, который утроился в делах моих, и тех денег, которые я платил за вас по магазинам и которые шли собственно не на наряды ваши, а переходили вам в карман, – это я тоже знаю и замечал! – но я даже дам вам возможность обокрасть меня!.. (Подходя к шкафу и указывая на него.). Вы думали, что тут шестьсот тысяч… Их даже больше тут; но вы бы могли из них воспользоваться только десятью тысячами, потому что остальные положены на мое имя!.. (Торопливо и дрожащими руками отпирая шкаф и вытаскивая оттуда огромную пачку денег.) Нате вам эти деньги!.. Возьмите их. (Кидает деньги почти в лицо Евгении Николаевне, которая как бы случайно ловит их в руку. Продолжает уже бешеным голосом.) Только сейчас же и вон из моего дома!.. Ни минуты не оставаться!.. Иначе я велю вас выгнать моим лакеям… (В одно и то же время дергает за сонетку и кричит.) Эй, люди!

Евгения Николаевна (немного уже и струсив). Ты в самом деле, видно, совсем рехнулся. Лакеев своих еще призывать выдумал… Я сама вспыльчива: я тебе все глаза выцарапаю и в лицо тебе наплюю, дурак этакий. Подлец! Свинья! Козел старый!.. (Идет к дверям.)

Входит поспешно лакей.

Бургмейер (показывая ему на уходящую Евгению Николаевну). Эта вот госпожа уезжает; вынести вслед за ней куда-нибудь в нумер и вещи ее. Чтобы синя пороха, ничего ее здесь не оставалось. И не пускать ее потом ни в дом ко мне, ни в кухню, ни в конуру, даже к подворотной собаке моей!

Лакей (слегка улыбаясь). Слушаем-с, не станем пускать… Господин доктор к вам приехал.

Бургмейер (не расслышавший его и обращаясь к публике). Лгать этой мерзавке так же легко, как пить воду, и никакого стыда при этом… В безделице я уличал ее? В покушении на воровство! Если бы даже это неправда была, так она, как женщина, должна была бы смутиться перед одним ужасом такого обвинения – ничего!! В какое, господи, время мы живем!..

Лакей. Господин доктор идет, Александр Григорьич.

Бургмейер (услышав, наконец, его). Кто?

Лакей. Доктор приехал-с и идет к вам.

Бургмейер. Пусть идет!.. Бог какой и царь прибыл! (Садится и начинает нервно постукивать ногою.)

Явление VIII

Входит доктор Самахан, рябой, косой, со щетинистыми черными волосами и вообще физиономией своей смахивающий несколько на палача. Лакей почтительно перед ним сторонится и уходит.

Самахан (нагло и надменно взглядывая на Бургмейера). Вы хозяин дома и больной?

Бургмейер (мрачно). Точно так-с.

Самахан. Желаете, чтоб я вас исследовал?

Бургмейер. Если нужно это.