Ваал. Неисповедимый путь

— Мама уже накрывает к ужину. Ты голоден?

Мальчик прошептал что-то похожее на «Баттерфингер».

— Что? Хочешь конфету? У нас есть сладкий картофель, подойдет?

Билли не ответил и стал смотреть прямо перед собой с такой напряженностью, что Джону стало не по себе. Он сжал плечо мальчика:

— Когда ты захочешь все рассказать, я тебя выслушаю.

Джон встал с постели, решив, что Билли наступил в лесу на змею, но не хочет признаться. Он пошел на кухню, где у печки хозяйничала Рамона. Кухню заливали лучи предвечернего солнца, из разнокалиберных кастрюль, стоящих на плите, поднимался ароматный пар.

— Ему лучше? — спросила Рамона.

— Немного успокоился. Что он говорил, когда прибежал?

— Ничего. Он не мог говорить, только всхлипывал. Я схватила его, обняла, и тут ты вернулся с поля.

— Да, — мрачно произнес Джон. — Я видел его лицо. Белое как мел. Интересно, во что же он вляпался?

Джон вздохнул и взъерошил волосы.

— Я думаю, он должен немного поспать. Когда он захочет поговорить, то обязательно даст нам знать.

— Да! Знаешь, что он хочет? «Баттерфингер», черт побери! — Джон остановился, наблюдая за женой, расставляющей тарелки на обеденном столе, а затем пошарил в карманах и достал несколько монет. — Может, съездить в магазин, пока он не закрылся, и купить ему парочку? Может, ему сразу станет легче?

Рамона согласно кивнула.

— Я накрою на стол через десять минут.

Джон вытащил из кармана ключи от машины и вышел во двор. Рамона продолжала стоять у печки, пока не услышала шум отъезжающей машины. Затем она сняла кастрюли с конфорок, попробовала кукурузные лепешки и поспешила в спальню, на ходу вытирая мозолистые руки о фартук. Замерев у кровати, она взглянула на сына глазами, сверкающими, как полированный янтарь.

— Билли, — тихо позвала она.

Мальчик дернулся, но не ответил. Рамона коснулась пальцами его щеки.

— Нам нужно поговорить. Быстро, пока не вернулся отец.

— Нет... — всхлипнул Билли, прижимаясь лицом к подушке.

— Я хочу знать, куда ты ходил. Я хочу знать, что произошло. Билли, пожалуйста, посмотри на меня.

Билли повернулся так, чтобы видеть мать уголком распухшего от слез глаза. Его тело все еще сотрясали рыдания, которые он не мог сдержать.

— Наверное, ты пошел туда, куда папа запретил тебе ходить. Да? Ты ходил в дом Букеров. — Мальчик напрягся. — Я права?

Билли дрожал, схватившись руками за покрывало. Слезы снова потекли у него из глаз. В отчаянии он проговорил сквозь зубы:

— Я не хотел ходить туда, я обещал, что не буду! Я не плохой! Но я слышал... я слышал... я слышал... это в подвале, и я... я захотел посмотреть, в чем дело, а там... там... ужасно!

Лицо мальчика мучительно перекосилось, и Рамона, обнимая его, чтобы успокоить, почувствовала, как бешено стучит маленькое сердце. Но ей нужно было разобраться во всем до того, как вернется Джон, поэтому она продолжила расспросы.

— Что ты видел?

— Нет! Не могу... не могу сказать. Пожалуйста, не спрашивай.

— Что-то в подвале?

Билли содрогнулся. Видение, возникшее в мозгу, казалось сплошным гадким кошмаром, обрушившимся на него, как мокрая гнилая тряпка.

— Я ничего не видел!

Рамона схватила сына за плечи и внимательно поглядела в заплаканные глаза.

— Твой папа через несколько минут вернется. В душе он добрый человек, Билли, и я люблю в нем эту доброту, но я хочу, чтобы ты запомнил следующее: твой папа напуган и не может разобраться в том, чего он боится, потому что не понимает этого. Он любит нас; он любит тебя больше всего на свете, и я люблю тебя так, как ты и не догадываешься. А сейчас ты должен довериться мне, сынок. Это... то, что ты видел, разговаривало с тобой?

Взгляд Билли остекленел. Он с усилием утвердительно качнул головой, и из его полуоткрытого рта на одеяло потекла струйка слюны.

— Я так и думала, — тихо проговорила Рамона. Ее глаза просияли, но на лице появились глубокая озабоченность и ожидание скорой беды. «Он всего лишь маленький мальчик, — думала она, — он еще недостаточно крепок!» Рамона прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.

— Я люблю тебя, — сказала она сыну. — И всегда поддержу, когда в этом будет необходимость...

Гудок парового котла лесопилки и стук входной двери слились в единое целое, заставив обоих вздрогнуть.

— Ужин еще не остыл? — с порога спросил Джон.

Рамона поцеловала сына в щеку и уложила его голову на подушку; Билли снова свернулся клубком и уставился невидящим взглядом в стену. «Шок, — подумала она. — Я тоже была в таком состоянии, когда это случилось со мной в первый раз. За ним надо присматривать несколько дней».

Когда Рамона подняла глаза, Джон стоял у двери. В правой руке он держал два «Баттерфингера», а левой опирался о косяк. Рамона понимала, что это игра ее воображения и, возможно, тусклого вечернего света, но ей показалось, что, вернувшись из города, муж постарел лет на десять. На его губах промелькнула усталая улыбка, когда он подошел к кровати и предложил Билли конфеты.

— Получай, сынок. Тебе лучше?

Билли с благодарностью взял конфеты, хотя не был голоден и не понимал, почему отец купил их.