Ваал. Неисповедимый путь

Ведущий телепередачи «Дом на холме призраков» громко закричал, и Бонни вздрогнула, но потом рассмеялась. Звук ее смеха согревал Билли так, будто он стоял у растопленного камина. Он тоже засмеялся. Бонни наклонилась к нему со своими странными светящимися глазами, и их губы соприкоснулись. Девушка отпрянула, но Билли обхватил руками ее голову и притянул к себе. На этот раз их поцелуй был более продолжительным и глубоким.

— Я лучше пойду, — сказала наконец Бонни. — Доктор Хиллберн просила меня вернуться до темноты.

— Хорошо. Но ты придешь завтра?

— Как только освобожусь.

— Передай привет всем остальным, ладно? И спасибо, что пришла навестить меня. Огромное спасибо.

— Отдыхай. — Бонни осторожно поцеловала его в лоб. У дверей она остановилась, чтобы сказать: — Я очень хочу поехать вместе с тобой в Готорн, Билли. Очень-очень.

Девушка вышла, а Билли продолжал улыбаться, не веря, что все складывается так удачно.

«Она мертва, она мертва. Пришел ковбой и отстриг ей голову. Я буду ждать тебя».

Когда в половине шестого дежурная сестра принесла обед, Билли спросил ее насчет пианино. Сестра сказала, что пианино есть на четвертом этаже, в часовне, однако ему нужно лежать и отдыхать. Это приказ доктора.

После ее ухода Билли поковырялся в тарелке, полистал «Трибьюн», а затем быстро надел халат, выданный ему в госпитале, и выскользнул в коридор. Он не заметил крепкого санитара-мексиканца, моющего полы рядом с его палатой. Санитар отложил швабру и достал из кармана передатчик.

На четвертом этаже Билли нашел часовню. У алтаря с большим медным крестом стояло старенькое пианино. Стены были покрыты тяжелыми красными драпировками, которые поглощали звук, однако юноша на всякий случай закрыл обе створки двери. Потом сел за пианино и поприветствовал его, словно старого друга.

Полилась тихая песня боли, сотворенная эмоциями духов в отеле «Алькотт». Поначалу это была диссонирующая мелодия, в которой высокие ноты звучали как кричащие голоса. Постепенно, по мере игры, тревога и боль покинули Билли, и музыка стала более гармоничной. Он закончил только тогда, когда почувствовал себя полностью очищенным и обновленным. Как долго он играл, Билли не помнил.

— Это было чудесно, — произнес чей-то голос. Билли обернулся и увидел санитара. — Я наслаждался.

— И долго вы здесь находитесь?

— Пятнадцать минут. Я проходил по коридору и услышал музыку. — Он подошел поближе. Это был крепко сбитый мужчина с коротко подстриженными волосами и зелеными глазами. — Это написали вы?

— Да, сэр.

Санитар остановился рядом с Билли, облокотившись на пианино.

— Я всегда хотел играть на музыкальном инструменте. Однажды даже купил контрабас, но из этого ничего не вышло. Думаю, у меня слишком неуклюжие руки. Как вас зовут?

— Билли Крикмор.

— Хорошо, Билли... Почему бы вам не сыграть еще что-нибудь? Для меня.

Билли пожал плечами.

— Я не знаю, что играть.

— Что-нибудь. Мне всегда нравилась фортепьянная музыка. Знаете что-нибудь из джаза?

— Нет, сэр. Я играю только то, что чувствую.

— Правда? — Мужчина присвистнул. — Хотелось бы мне так научиться. Попробуйте, а? — Он кивнул на клавиатуру с застывшей на широком лице улыбкой.

Билли взял несколько аккордов, а мужчина переместился так, чтобы ему были видны руки юноши.

— На самом деле я играю довольно скверно, — объяснил Билли. — У меня не было должной практики... — Внезапно он почувствовал резкий медицинский запах — крепкая рука прижала к его рту и носу мокрую тряпку.

Через минуту раствор хлороформа подействовал. Вначале «санитар» планировал использовать иглу, но передумал — тот, кто умеет так играть на пианино, заслуживает уважения.

Мексиканец, охранявший дверь снаружи, вкатил в часовню тележку с бельем. Билли уложили на самое дно тележки и засыпали сверху простынями и полотенцами. Затем тележку выкатили в коридор и спустили вниз на лифте. У подъезда госпиталя ее ждал автомобиль, а на маленьком аэродроме к югу от города — самолет. Перед тем как поднять тележку по трапу, Билли сделали инъекцию — он должен был проспать всю дорогу до Мексики.

58

Лунный свет отражался от водной глади. Уэйн включил свет, открыл стеклянную дверь и вошел в помещение бассейна. Он дрожал, а вокруг его глаз залегли синие круги. Юноша старался уснуть, но слова этой женщины не давали ему покоя. Он не стал принимать снотворное и спустил таблетки в унитаз, поскольку хотел сохранить ясность ума и поразмыслить над тем, что сказала Кемми.

Бассейн сверкал ярким аквамарином. Уэйн сел на низкий бортик. Он нервно дергался, а его мозг работал так быстро, что юноша почти ощущал, как сгорают его клетки. Зачем Кемми говорила всю эту чушь? Чтобы причинить ему боль? Она завидовала его силе и положению. Да, она просто завидовала!

У него опять заболела голова. Любил ли он когда-нибудь свою мать, спрашивал себя Уэйн. Почему все так изменилось? Почему все вышло из-под контроля? Он поднял руки и внимательно посмотрел на них. Где Генри Брэгг? В Мексике?

«У меня на ладонях кровь, — подумал он, — кровь».