Ваалан

— Конечно, эти законы в значительной мере ограничивали в правах черное население, был сегрегационный признак по цвету кожи, в некоторые районы Кейптауна и Претории черным нельзя было появляться. Начиная с пятидесятого года группа диссидентов из числа белого населения систематически боролась против режима апартеида, я и сам присоединился к ним в восемьдесят втором году. Тогда мы не понимали, что открываем ящик Пандоры…

— Продолжайте, мистер Роот, вы рассказываете вещи, о которых я не знал, — вынужден был признать я, увлеченный его рассказом.

— Черное население неадекватно восприняли эти изменения, — Роот вздохнул, — вместо того, чтобы бороться правовыми методами, они начали с агрессии и убийств. Так в сорок девятом зулусы напали на индийские кварталы в Дурбане. Было убито больше ста пятидесяти индийцев, ранено больше пятисот, целые кварталы сожжены. Были многочисленные факты изнасилований. Также были нападения и на цветных, и на белых.

При слове изнасилования меня передернуло, вспомнилось насилие надо мной, когда я был в женском теле.

— Но и белые убивали черных во время апартеида. Тысячами! — возразил я Квестору.

— Господин Алекс, я не спорю, что в отношении черного населения порой действовали неоправданно жестоко. А вы знаете, сколько убитых и раненых было за годы апартеида среди черного населения?

— Нет, не знаю, — вынужден был признаться я.

— За сорок шесть лет апартеида в стычках с полицией, обратите внимание, что речь идет о намеренном противостоянии с полицией, было убито и ранено семь тысяч человек.

— Дорогой Квестор, разве семь тысяч — это мало? Это же население крупной деревни или малого городка, — мне был непонятен оптимизм африканера.

— Немало, — согласился Роот. — Но, господин Алекс, за двадцать лет после прихода к власти Нельсона Манделы, убито более семидесяти тысяч белых. Это не считая цветных и черных, вставших на защиту белого населения. Семьдесят тысяч, в десять раз больше за вдвое меньший срок. И это не преступники, это преимущественно фермеры и члены их семей. Это данные доктора Дана Роота, который на сегодня является нашим неофициальным лидером, данные человека, заслуживающие доверия.

Я сидел с открытым ртом, цифры просто поражали воображение: потери были в четыре раза больше, чем вся наша армия потеряла в боях в Афганистане за такой же период.

Квестор Роот не спешил, давая мне осознать цифры.

— Почему вы об этом не трубите на каждом шагу? Ведь мировое сообщество, наверное, не знает о таком положении дел? — задал я вопрос, все еще до конца не веря.

— Мы говорим, дорогой господин Алекс. Но после прихода к власти Нельсона Манделы более миллиона белых вынуждены были покинуть страну, лишившись домов и работы. Сейчас в ЮАР работают законы белого апартеида, где во всех сферах белые — люди второго сорта. Работодатель не может принять на работу белого, не приняв до него троих черных. Черные работники не могут попасть под сокращение, если в штате есть белые: уйти с работы должен белый.

На минуту установилось молчание. Все были погружены в тишину, которую нарушил Натаниэль:

— Это наша страна, Алекс. Это были бесплодные земли, пока здесь не стали селиться голландцы, французские гугеноты, бежавшие от расправы, немецкие крестьяне, разорившиеся в войнах. Потом пришли англичане, и все вместе мы создали свою народность — африканеры. Пришлые племена черных — зулусы и им подобные — выжили местных бушменов. Они появились на этой земле два столетия позже нас, расплодились и теперь превращают нас в рабов. Все белые, кто сегодня здесь находится — это незаконно захваченные люди, у многих просто отобрали жилища.

— Почему вы не сопротивляетесь? — мой вопрос был закономерен.

— В столице и в крупных городах, где белые живут компактно, ситуация еще терпимая. Проблема в фермерских хозяйствах, которые раскиданы по всей стране.

Роот сделал паузу и продолжил:

— Помните стадион в Блумфонтейне? Это довольно крупный город, житница ЮАР, больше половины пшеницы выращивается здесь. Во времена апартеида девяносто процентов населения были белые, остальные — цветные. Тогда ЮАР продавал пшеницу экспорт, сейчас пшеница закупается за границей. В самом Блумфонтейне осталось меньше десяти процентов белых. Отнятые у белых поля заросли травами, ничего черные не выращивают, кроме марихуаны. Как вы думаете, мы попали сюда?

Он вскинул голову, ожидая ответа. Я молчал.

— Ко мне пришли черные, предложили просто отдать мой строительный бизнес. Я отказался, они убили мою жену Эстер и увезли моего сына, требуя подписи. Когда я подписал, на меня надели кандалы, и теперь я сижу здесь и рассказываю вам историю геноцида белого населения страны.

Натаниэль, видя мое подавленное настроение, похлопал меня по плечу: