— Проговорился! Всё-таки собираешься? На своих условиях? Не отпирайся, ты не один такой. Но начинать надо уже сейчас. Сперва появишься в салоне графини Одиллии…
Я наморщил лоб.
— Что-то имя знакомое… И что там делать? Кормят хорошо?
Он с великим укором в глазах покачал головой.
— Это прием, Вадбольский!.. Не столовая, даже не ресторан. Там общаются!.. И, конечно, завязывают связи, укрепляют их, устанавливают полезные знакомства. Мамаши туда выводят дочек на выданье…
— Ага, всё-таки базар?
— Есть и от базара, — ответил он покладисто. — У тебя смокинг хорош?..
— А чё это?
Он закатил глаза в благородном негодовании.
— Вадбольский!..
— А в этом пинджаке низзя?
— Вадбольский, — повторил он с терпением христианского миссионера, что пытается растолковать дикому туземцу тайны Священного Писания. — В светлом неприлично выходить даже на улицу после шести часов вечера! Тебе нужен настоящего чёрного цвета, а не это убожество, что и не поймешь… И не пинджак, как ты говоришь, а вечерний костюм. Ладно, пришлю портного. Назови адрес!
Я отмахнулся с небрежностью римского консула.
— Не парься. Заскочу в галантерейный, куплю штаны и пинджак, только и делов!
Он посмотрел на меня с великим презрением.
— Ни один аристократ… ни один!.. не опустится до такого позора, чтобы покупать в магазине готового платья!
Я вздохнул.
— Ну такой я вот аристократ в лаптях.
Он покачал головой.
— Я скажу своему портному, пошьет за пару суток!
— Здорово, — сказал я. — Но вдруг новую моду создам? И начнут покупать штаны в магазинах?
— Брюки, — поправил он с гримасой отвращения.
— Ну брюки, — согласился я. — А что? Трудно такое представить?
— Невозможно, — отрезал он. — Никогда-никогда благородные люди не будут покупать одежду в магазинах!
— Ну костюмы не станут. — уступил я. — А штаны?
— Брюки, — поправил он, чуть повысив голос.
Я смотрел с интересом, Горчаков не из тех, кто что-то делает из простой благотворительности, как и не из той золотой молодежи, что проводит время в пирушках и забавах, он всегда на что-то нацелен, постоянно работает, всё видит, замечает, анализирует, делает выводы.
— Ладно, — сказал я и добавил, чтобы он не считал меня в каком-то долгу, — если тебе это очень надо. Согласен, чего для хорошего человека не сделаешь… А ты хороший?
Он криво усмехнулся.
— Стараюсь им быть.
— А что за Одиллия? — повторил я. — Что-то имя знакомое.
Он поморщился.
— Откуда знакомое, даже в Петербурге её никто не знает… У неё муж недавно погиб, неудачная дуэль, осталась богатой вдовой, заняться нечем, вот и решила создать собственный салон. Но салон только тогда салон, когда его посещают, понял? А она никто, графинь в Петербурге, как у вас гусей в деревнях. Её знали как жену генерала Кржижановского.
— Значит, её салон не посещают?
— Посмотрим, — сказал он уклончиво, — кто-то да придет, но знатных лиц не увидим, это точно. Но тебе начинать с чего-то надо, а то в приличном салоне сразу опозоришься. Да и нет у тебя в приличные места доступа.
В выходные обычно создаю лекарственные снадобья, Иван продает, появилась первая прибыль, он ликует, но я пока в сомнениях, это не тот бизнес, которым хотел бы заниматься. Ладно, пока что осматриваюсь и обживаюсь, хотя пора, пора…
Горчаков прав, надо выходить, как говорится, в люди. Или в свет, это и есть салоны, где всякий раз проходишь своеобразный экзамен на профпригодность.
А на выходные поход с суфражистками в Щель Дьявола. Тоже в какой-то мере экзамен на мою профпригодность общаться с женщинами высшего круга.
Почитал в зеттафлопнике насчёт салонов, всё просто, хоть и скучно, те же вечеринки с друзьями, только обставлено множеством правил, запретов и ограничений.
В указанное Горчаковым время вышел из дома, ничего страшного, мне тоже можно указывать, он молодец, инвестирует в меня услугами, далеко смотрит парень.
На улице у бордюра как раз остановился автомобиль. Горчаков помахал через открытое окно, водитель всё же вышел, но распахнул передо мной дверцу с заметной неохотой. Не понимаю, как даже слуги видят, что я всего лишь недобарон, на мне же никаких знаков различия!
Понятно, в магазин готового платья я так и не сходил, если уж я курсант элитного училища, названного Академией, то не должен стыдиться принадлежностью к нему.
Согласно уставу, подписанному самим самодержцем Государем Императором, я вышел к Горчакову в полной форме: однобортный чёрный мундир с высоким красивым суконным воротником, красными погонами и золочеными пуговицами с орлом. Брюки навыпуск с красным кантом, чёрное драповое двубортное пальто офицерского покроя и гвардейский тесак на лакированном белом кожаном поясе с золоченой бляхой, украшенной орлом на передней части.
Горчаков оглядел меня с непонятной усмешкой, покачал головой.
— Вадбольский… все стараются показать себя взрослыми офицерами, а ты подчеркиваешь, что ещё вьюнош нежного возраста… Ладно, главное — веди себя прилично. Там же будут люди!
Я сел к нему на заднее сиденье, он косится с недоверием, а я спросил наивно:
— А как это прилично?
Он вздохнул.
— Вести себя культурно. Понял?