Читаем Вадим и Диана (СИ) полностью

Сколько же их сплотилось тут?! По одному, днём они пугливыми стрижами проносились сквозь городскую жизнь, предпочитая навязчивому роению центра угрюмую тишину окраин. Здесь же их будничная тревожность и поколенческая дальность растворились в силе голосовой претензии, в стихийном братании и алкогольном заговоре. Стоя в пятнистом оцеплении, они наливались чем-то значительным: минуты, когда слово молниеносно становится делом – заранее последним.

Над выпуклой чешуёй стеснения, над разбойничьей бритостью и маргинальной косматостью вырос девичий профиль с громкоговорителем: «…снитесь…мы с ва…жи…овом…летии…надо …ять, что … шло время, наше с ва…емя». Она вещала слишком далеко от меня. Кто-то удерживал худенькую сивиллу на сильных плечах и в этом заключалась трогательная детскость её положения.

Почти беспрерывно озлобленно выли автомобили, сбитые с пути небывалым дорожным знаком. Повстанческое море исходило крупной предштормовой рябью, нахально испытывая прочность пятнистого мола. Внутри него всё зудело и вихрилось, шипело и вздрагивало, испуганное быстротой вольного движения.

Я несколько раз набрал номер Зота: он молчал. Вслед за настырным оператором одного из либеральных каналов я сделал попытку прорваться к оцепленным. Нас оттеснили в соседний переулок, но там я забрался на высокий каменный вазон возле книжного магазина и впервые охватил взглядом бунтующее пространство площади. На мгновение мне показалось, что людей в оцеплении двигает могучая подземная сила, колеблющая тектоническую плиту под их ногами. Вот мощный толчок выбросил из народной гущи очередного оратора. Ему тут же сотворили площадку из фанерной плиты, поддержанной снизу несколькими добровольными атлантами. Он выдержал краткую паузу и словно молнию метнул зачинную мысль: «Кончился век молчания и страха!»

Зот походил на говорящий памятник. Слова его дышали свежестью первосказания и ясно было, что ничего специально выученного в них нет. А есть только живое биение мыслей и чувств. Я энергично помахал рукой, но он не заметил. Да и не мог, торжественно поднятый над всеми назойливыми мелочами. Площадь, как будто, на время угомонилась и тоже слушала, как слушают сообщение о начавшейся войне или долгожданной победе.

Тут мне позвонили. Знакомый университетский преподаватель умолял приехать к нему и помочь настроить совершенно «тормозную» программу – без которой он далее не может существовать. Попытка вежливого отказа утонула в потоке жалобных причитаний и я поспешил успокоить нервного словесника дружеским согласием.

Мыслями я был там, в толпе, рядом с Зотом и твёрдо решил встретиться с ним в самое ближайшее время. Теперь у меня было что сказать ему…


«Вчера на Театральной площади нашего города, во время митинга, организованного активистами движения «АРИ», произошла трагедия… Погибли трое митингующих, оказавших сопротивление силам правопорядка. Один из них – рабочий завода «Луч», двое других – члены «АРИ». По делу ведётся …»

Пульт прирос к моей руке. Что же они делают? Что же все они делают?! Очнувшись, я вскочил с дивана и подбежал к окну. Нежное, но уже позднее утро расцветало по ту сторону. Я открыл рамы и перегнулся через подоконник. Вот знакомый дед в смешной лыжной шапке трусит со стадиона, вот мирно курят очкастый дворник Митя с пропоицей без возраста, вот трамвайные рельсы, вот здание педколеджа… Ни одного нового движения в этом музее на открытом воздухе.

Я схватил мобильный и сделал три безуспешных дозвона Зоту. Четвёртый предотвратила своим звонком Диана. Не успев толком уяснить ситуацию, я принял её вызов.

– Вадим… Здравствуй, Вадим! Как ты?... Ты ведь знаешь, правда?

– О митинге или … (или о твоём новом покровителе – хотелось съязвить мне).

– Да, о вчерашнем ужасе. Я звонила Зоту, но… Да и ты наверняка тоже. Домашний у них выключен. Надо ехать туда, слышишь?! Вот прямо сейчас и ехать.

– Твой словесный сумбур почему-то кажется мне убедительным. Едем. Прихвати с собой большую спортивную сумку и всё имеющееся мужество.

– Вадим, что же нас ждёт там за рекой?

– …Мой оракул спит, а тебе советую отключить воображение. Пришла пора играть самих себя – таких, о которых обязательно вспомнят, когда станут подписывать приговор нашему времени.

Мы въехали на мост. Диана молчала. Водитель тоже молчал и глядел на дорогу как в компьютерный монитор. В конце моста резкий юго-западный ветер полоскал растяжку с чьим-то улыбающимся лицом. Вот буян на мгновение стих и я узнал эти популярные черты. Рядом мелькала двустрочная цитата, но мне был важен только Он.

«Поговорить бы с Ним… Поговорить без официозных липкостей – как с приятелем-ровесником и как с равным мне по любви ко всему свежему и молодому. Эти глаза с мальчишеской задоринкой, не видя всего, обещали многое:

Друг мой, современность заставляет нас думать о технических инновациях.

– Техническое подождёт. Мы ведь и раньше обгоняли прорывом… Куда важнее раздобыть духовный огонь, возвратить мечту, которая одна сможет больше, чем все запасы нефти и газа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пересмешник
Пересмешник

Классик американской литературы XX века Уолтер Тевис почти неизвестен российскому читателю, но многие знают поставленные по его произведениям столь же классические фильмы: «Бильярдист» Роберта Россена с Полом Ньюменом в главной роли (и его продолжение – «Цвет денег» Мартина Скорсезе, с Полом Ньюменом и Томом Крузом), а также «Человек, упавший на Землю» Николаса Роуга с Дэвидом Боуи. «Пересмешник» можно отнести к жанру аллегорической антиутопии в духе «451° по Фаренгейту»; некоторые критики и называли тевисовскую книгу своего рода продолжением классического романа Брэдбери. В «дивном новом мире» по Тевису роботы управляют вымирающим, утратившим интерес к жизни человечеством; но вот один-единственный человек открывает для себя запретную радость чтения – а затем и такую совсем уж немыслимую вещь, как любовь…Впервые на русском!

Алексей Пехов , Алексей Юрьевич Пехов , Владимир Василенко , Уолтер Стоун Тевис , Уолтер Тевис

Фантастика / Постапокалипсис / Фэнтези / Фантастика: прочее / Прочие любовные романы
Трон Исиды
Трон Исиды

Сильным мира сего не дано любить так, как любят простые смертные. Борьба за власть, войны, смерть — вечные их спутники. История Антония и Клеопатры — одна из величайших историй любви: любви возвышенной, прекрасной и трагичной.Книга эта — плод чистого вымысла. Если здесь и отражены истинные события; описаны имевшие когда-то место установления; упомянуты личности, которые на самом деле существовали; названы какие-то земные точки и пространства, — то лишь с одной целью: сообщить черты подлинности созданному воображением.Некоторые лица из великих или просто персонажи, равно как и факты общественной или личной жизни, нафантазированы автором. Впрочем, иной раз на страницах романа вы найдете и такое: реально жившие люди действуют как участники явлений значительных, но выдуманных — никогда этого не происходило, и уж тем более подобное не совершится в будущем.

Джудит Тарр

Любовные романы / Прочие любовные романы / Романы