Вадим

Вадим шел по улице: спешил, даже один раз споткнулся. Стоял у наземного перехода, нетерпеливо барабанил по асфальту мыском ботинка. Светофор, по всей видимости, сломался: с обеих сторон Садового скопилось множество пешеходов. Они все прибывали и прибывали и не могли пересечь шоссе: горел красный, машины неслись сплошным потоком. Огромная, все уплотняющаяся толпа изнывала и колыхалась.

Сам того не желая, Вадим начал толпу разглядывать. Он вдруг обнаружил, что за последние десять лет лик ее не изменился. Те же макабрические, сизые физиономии, изуродованные злобой; та же однотонная, «инкубаторская», как говорили раньше в школе, одежда. Пустые глаза, перхоть, бородавки, засаленная, годами не стиранная материя.

А кто сказал, что люди непременно должны нравиться? Что ощущения от внешнего мира всегда должны быть приятными? Вот так обустроишь себе мирок из дорогих предметов и эксклюзивных пространств и не задумываешься больше над подобными вещами. А вот эти люди, из толпы. Они привыкли совсем к другому. У них в квартирах текут краны, на стенах — облупленная краска и плесень. Они ютятся в трех комнатах с тараканами, клопами и десятком ненавидимых родственников или соседей. Они слушают храп и ругань, плюют друг другу в кастрюли, моются в ванне после сифилитика, гремят тазами в коридорах. Такая жизнь им привычна. То, от чего у них возникают неприятные ощущения, трудно себе даже представить.

Между тем, будучи зажатым телами, вынужденным ощущать исторгаемое из их недр дыхание и кисловатые запахи немытости, Вадим все же подумал: а для чего такие люди живут на свете? Наверное, это для чего-нибудь нужно. Во всяком случае, они гармонируют с этим городом. С городом одиночества. Серым, пошлым, тщеславным, неумным, толстокожим и любимым. Источающим печаль, от которой щемит в груди и горько во рту.

Нетерпение и злость толпы достигли предела. Отдельные причитания и жалобы на дорожные службы переросли в общую ругань. Вадим стал пробираться вбок и назад, получать удары в спину и отборные проклятия. На углу у автомата, куда он сумел протиснуться, в некотором отдалении ото всех стояла некрасивая девушка в очках и набирала номер. Долго слушала гудки, затем заговорила нарочито оптимистичным тоном, быстро, не прерываясь, — видимо, на автоответчик, но при этом жестикулируя и улыбаясь, будто с живым человеком:

— Привет, это я. В общем, мне уже нужно уезжать. Жаль, что так и не увиделись. Я тебе, может быть, еще позвоню, все еще на что-то надеюсь. У меня тут были кое-какие события, в общем, все у меня хорошо. Если так и не поговорим до моего отъезда, я, конечно, переживу. Ладно, я пойду, желаю тебе всего, пока, крепко целую.

Вот тебе и на. Приехала в Москву, тешила себя какими-то надеждами. А он…

Набрав коллективный моментум, народ ломанулся так, прямо на красный свет. Машины притормозили и пропустили гигантскую человеческую массу. Вадим чуть ли не бегом заскочил в ресторан, опаздывая на встречу. У него совершенно вылетело из головы, с кем он встречается, — но было ощущение, что встреча важная. Он сел за столик, окинул взглядом зал: знакомых лиц не было. И заказал себе пиво.

Вскоре он обратил внимание на молодого человека, приближающегося со стороны входа. Худого, с темными волосами до плеч и большими глазами. В них читалась смесь застенчивости и самоуверенности — лицо было нестерпимо знакомым. Парень приблизился, размашисто снимая пиджак, и сел напротив Вадима:

— Извини, опоздал.

Улыбнулся. Вадим не мог расшифровать этой улыбки, выражающей крайнюю близость. Если бы это был фильм, то юноша оказался бы его молодым любовником. Вадим даже рот приоткрыл.

— Ты еще не заказывал? — спросил парень.

— Что? Нет еще.

Они стали читать меню, и юноша иногда взглядывал на него и улыбался ему краем рта. Вадиму хотелось обнять его.

Подошел официант. Молодой человек сказал:

— Мне салат из авокадо и стейк, средней прожарки. — Посмотрел на Вадима насмешливо: — Пап, ни в чем себе не отказывай, сегодня я плачу.

Вот тебе и раз… Пап…

— Мне то же самое, пожалуйста.

Официант ушел, а Вадим глотнул из бокала. Что сказать? Что сделать?

— Жаль, что так редко видимся, — произнес Илья. — Ты как, что поделываешь?

Вадим больше не знал, что он поделывал. Осторожно ответил:

— Да все по-старому… Работаю много…

— Как Женя?

— Нормально…

Кто такой Женя?! Или такая…

Помолчав, Вадим набрался решимости. Ему было страшно любопытно — кем стал Илья, чем занимается, почему редко видимся.

Так и спросил:

— А чем ты теперь занимаешься?

— Да всем понемножку… Статейки пописываю — вот, как раз гонорар получил… проекты разные с ребятами делаем…

— Получается?

— Ничего.

— Показал бы хоть что-нибудь…

— Покажу обязательно. Вот только будет что-то достойное…

Он пытливо посмотрел на Вадима и, прочитав в его глазах разочарование, улыбнулся. Он все время улыбался. На этот раз извиняющейся улыбкой. Взгляд его стремился что-то сообщить Вадиму, дать ему понять… Вадим не понимал. Тогда Илья полез в брезентовый портфель и вынул папку, положил на стол: