Сами негры, до этого находившиеся под охраной в лагерях, по словам Шапиро (лагерях беженцев, насколько я понял), были обоего пола, и самых разных возрастов, от дряхлых стариков до грудных младенцев, но все выглядели изможденными и потрепанными, поглядывая на нас весьма недружелюбно. Ну да, мы же в американских мундирах для них ничем не отличается от янки, с которыми у них возникли такие проблемы. Впрочем, здесь, в Южной Каролине, как и по всему Югу САСШ, жители считают себя вовсе не янки, а Дикси, отделяя себя четкой гранью от жителей северных штатов. Сецессионная война, отгремевшая больше сорока лет назад, здесь ещё не забылась. Шапиро предупреждал меня, а через меня и всех остальных, чтоб не вздумали кого то из местных назвать «янки» – последствия могут быть самые неприятные.
Но возвращаясь к неграм. Через город они шли мрачно и отчужденно, но приближаясь к порту оживлялись и начинали петь: «Let my people go», и «Africa unite», запрещённые в САСШ, как пояснил Шапиро. Меня это очень удивило. Когда в той же России царская тирания запрещает какие то песни, это понятно, от них трудно ждать другого. Но как можно запретить песни в САСШ, где Конституция гарантирует свободу слова?!
На мой вопрос Шапиро замялся, и ответил, что в военное время действуют определенные ограничения.
Те негры, которых мы конвоировали на пароходы, выглядели хоть и недружелюбно, но безобидно. У них не было никакого оружия, да и вообще ничего не было кроме скудных узлов и которое каким то скарбом, и вообще, они вызывали скорее жалость.
И вот теперь нам надо было иметь дело с негритянскими инсургентами. Это были, по словам Шапиро, негры из сельской местности, которые, не желали ни уезжать в Африку, ни подчиняться законам, и вооружившись кто чем, создавали банды, укрывавшиеся в горах и лесах, нападая на всех белых, которые казались им достаточно слабо защищенными.