Теперь попробуем сопоставить понимание Е. А. Мельниковой надписей на двух сторонах подвески. На стороне А:
Иного и быть не могло, ибо уже в который раз исследовательница германских рун пытается читать русское слоговое письмо, руницу, как скандинавские руны. И даже спустившись с уровня эпиграфиста на уровень эриля, занимающегося практикой рунического гадания и дающего не лингвистическое, а магическое значение руны u
как «мужской силы», она все равно получает в итоге чепуху. Невозможно читать шрифт, не имеющий отношения к германцам, как германский!Но если данный текст не германский, а русский, то его и следует читать по-русски. Сразу замечу, что в таком случае перед нами не 12 знаков, а 38 (они пронумерованы на самой подвеске), причем некоторые из них буквы (знаки 9, 10, 11). Чтение их дает достаточно пространный текст: ХОДИ, РУСЬ, ХОДИ, РУСЬ ЯРА, РАДИ ЗОЛОТИШЬКА СЪ СУШИ! ЖИРУЙ, КОРЯ ЗОЛОТИШЬКО И ВОЖА СЪЗАДИ ЖЬ!
Эту фразу сегодня можно было передать такими словами:Как видим, данный текст согласуется с предыдущим, но если на внутренней стороне подвески текст призывал воинов Руси Яра к походам, то на внешней стороне написана истинная мотивация грабежа.
Разумеется, и в моем чтении имеются определенные особенности. Так, первое слово написано дважды (второй раз в зеркальном начертании), слово ЯРА, изображенное буквами, вписано в лигатуру со словом РУСЬ, начертанным руницей, первый раз слово ЗОЛОТИШКО начертано через слоговой знак ЖЕ, который к тому же дан не с горизонтальными перекладинами, а с наклонными, знак ШЬ не имеет горизонтальной соединительной линии, знак И вставлен в знак ВО. Однако тут все в пределах обычного чтения, никакой существенной новизны не наблюдается.
Из всего сказанного вытекает такой же вывод, который я уже неоднократно делал во многих других публикациях: чтение надписей, написанных то ли германскими, то ли русскими рунами, замыкается в академических структурах только на опыте одного-единственного человека: рунолога Елены Александровны Мельниковой. У меня возникло такое впечатление, что она подсознательно чувствует, что с данными ей на прочтение текстами творится нечто странное, и они могут быть прочитаны только после массы ухищрений, однако признать то, что она читает графику совершенно другой страны и системы письма (слоговую), было бы выше ее сил. Это означало бы признание того, что основное дело ее жизни – чтение скандинавских надписей (а на самом деле надписей русских) – было выполнено из ложного предположения об их германском характере, а потому и неверно.