Вайдекр, или Темная страсть

С моих губ чуть не сорвался приказ оставить дерево и поставить забор так, чтобы влюбленные парочки Экра, гуляя темными летними ночами, могли вырезать свои имена здесь, смеясь и перешучиваясь, а затем уединяться дальше в темноту, где их никто не мог увидеть. Но это слишком глупо и сентиментально. Непростительно вместо аккуратной изгороди городить какие-то петли ради счастья еще не рожденных детей.

— Нет, — повторила я. — Я знаю, что вы в Экре придерживаетесь определенных традиций, и все вы знаете, что я всегда была вашим другом. Но Вайдекр меняется, как меняется все вокруг. Мы не выгораживаем в этом году всю общественную землю. У вас будет место и пасти скот, и собирать хворост. Но на этом месте должна быть посеяна пшеница.

— Наступает самое плохое время, когда вся земля вокруг Экра станет пшеничным полем, а в деревне никто не сможет купить белую булку, — раздался голос из самой середины толпы, и опять послышался одобрительный шепот.

— Я знаю тебя, Мейбл Хенти, — уверенно произнесла я. — Ты еще не забыла, что задолжала мне арендную плату за три месяца и что я вычеркнула твой должок? Так что, пожалуйста, не поднимай голос против меня.

Послышался смех, и Мейбл Хенти, сильно покраснев, поспешила замолчать. Больше никто не осмелился спорить со мной. Я медленно скользила взглядом по лицам окружающих меня крестьян, и они все медленно опускали глаза. Только старый Гаффер не склонил головы, его глаза бесстрашно встретились с моими.

— Я — старый человек, мисс Беатрис, — сказал он. — И я видел много перемен на своем веку. Я был уже взрослым, когда ваш папа был еще маленьким мальчиком. Я видел его венчание и его похороны. Я видел свадьбу вашего брата, и я стоял у церковных ворот, чтобы увидеть вас невестой. Я был в церкви, когда хоронили вашу маму. Я видел здесь многое. Но я никогда не видел, чтобы сквайр Вайдекра пошел против своей деревни. И не слышал о таком. Если вы сделаете это, невзирая на наши мольбы и просьбы, значит, вы не такой хороший хозяин, каким был ваш отец. Лейси владеют Вайдекром уже сотни лет, но они никогда не заставляли бедных стонать. Если вы станете продолжать ваш план, мисс Беатрис, вы разобьете сердце Вайдекра.

Я тряхнула головой, чтобы развеять туман, возникший перед моими глазами. Слова доносились до меня как будто бы издалека. Потерпеть неудачу с землей, потерпеть неудачу с людьми — это было больше, чем я могла вынести. Я испугалась, испугалась по-настоящему, как пугается олень, услышав приближающийся лай собак. Я испугалась, что теряю цель и нить моей жизни. Что мне больше не услышать ровного биения сердца Вайдекра.

Джон Брайен подошел ко мне, радостный, торжествующий, глядя на меня с любопытством.

— У вас имеется приказ, Брайен. — Мне казалось, что это говорю не я, а кто-то другой. — Ставьте заборы.

Я сделала несколько неровных шагов к коляске и взобралась в нее. Кто-то, кажется Брайен, отвязал и подал мне поводья. Мои руки автоматически осадили Соррель и развернули коляску.

— Не позволяйте ему делать это! — раздались голоса в толпе. — Мисс Беатрис, не надо так с нами поступать.

— Ступайте работать! — Мною внезапно овладело отчаянное нетерпение. — Огораживание земель происходит по всей стране. Почему Вайдекр должен отличаться от других? Немедленно приступайте к работе.

Я стегнула лошадь, она рванулась вперед, и мы умчались прочь от потрясенных молчаливых лиц, прочь от прекрасного старого леса, которого скоро не станет, прочь от ароматного вереска, от цветущих кустов, которые скоро будут вырублены и сожжены.

Всю дорогу домой из Экра мои щеки были мокры от слез, и едва я успевала вытереть их, как слезы катились снова. Я даже не могла понять, что заставляет меня плакать. Ведь ничего не случилось. Мой приказ будет в точности выполнен, полувысказанный протест Экра уже через полгода будет позабыт. И будущие влюбленные найдут другое дерево, чтобы вырезать на нем свои имена. А дети, которые появятся у них, никогда не узнают, что здесь был чудесный луг, где их родители когда-то гуляли, играли маленькими в войну и устраивали пикники долгими летними днями. Все, что они будут видеть, это нескончаемые поля пшеницы, куда никто не смеет ходить. А если это станет для них привычным зрелищем, то к чему горевать?

Горевать должны мы. И когда на следующий день я надевала черное платье, я действительно чувствовала себя в трауре. Вот сейчас ставят забор, люди рубят деревья и выкорчевывают их корни. Я не поехала смотреть, как идет работа. Я не хотела видеть этого, потому что боялась повернуть назад, шарахнуться прочь от того бессмысленного чудовища, которое Гарри называл «Будущее».

Но после долгого завтрака, во время которого я планировала свой неожиданно оказавшийся свободным день, я, войдя в контору, увидела дожидавшегося меня Джона Брайена.

— Почему вы не на общественной земле? Что-нибудь произошло? — сухо спросила я, открывая дверь и пропуская его вперед.

— Ничего не произошло, — иронически ответил он.

Я уселась за стол и не предложила ему сесть.

— Что вы имеете в виду? — спросила я. В моем голосе слышались суровые нотки.