Вайдекр, или Темная страсть

Я услышала вести об этих смертях с побелевшим лицом, сжатыми губами и с сухими глазами. После смерти Хантера Джон Тайк, баловень всей деревни, исчез. Некоторые утверждали, что он сбежал к контрабандистам, другие — что он повесился в Вайдекрском лесу и его обязательно найдут осенью, когда задуют ветры и сметут с деревьев листву. Как бы там ни было, он исчез. Никто из них никогда больше не будет безобразничать в Экре. А когда соберут урожай, Джон Тайк не закружит меня, как бывало, в огненной джиге, пока двое других хлопают в ладоши, пересмеиваются и подталкивают друг друга локтями. И ни один из них не оставит больше следов на земле Вайдекра.

ГЛАВА 17

Вместе с ними что-то ушло от меня тоже.

Я не слышала больше биения сердца Вайдекра. Я не слышала пения птиц. Тепло пришло на нашу землю медленно-медленно, будто с трудом преодолевая холода, и мое сердце не согрелось. В лесах стал раздаваться зов кукушки, запели в небе жаворонки, но мое сердце не могло отогреться. Мое сердце не пело. Наступила весна, на проталинах появились первые нарциссы, на лугах зацвели цветы, деревья покрылись блестящей листвой, освободилась ото льда и зажурчала наша Фенни, в Вайдекр пришла весна, но я все не могла оттаять от зимнего холода.

Я не понимала, что происходит. Как будто я оглохла и ослепла. Ничто, ничто в моей жизни не казалось мне реальным, я смотрела на расцветающую и зеленеющую землю словно через призму толстого льда, отделившего меня от всего мира.

Я стала проводить много времени у окна, недоверчиво глядя на зеленеющий сад и леса, продолжавшие жить так, будто ничего не случилось, будто мое сердце билось в унисон со всей природой. Я не отваживалась выходить из дому. Я не могла скакать верхом, поскольку я была еще в трауре. Но мне даже не хотелось этого. Мне не хотелось пойти в поле. Отогревшаяся, влажная почва, казалось, налипала на мои подошвы и тянула меня вниз подобно стоячему болоту, а не нашей легкой, рассыпчатой земле. Когда же я выезжала в коляске, то мне стоило неимоверного труда развернуть лошадь, послать ее в галоп и заставить скакать прямо по дороге.

Весна не казалась мне такой прекрасной в этом году. Она была слишком яркой. Ее зелень до боли резала мне глаза, и я щурилась, пытаясь разглядеть что-нибудь вдали. И солнечный свет проложил глубокие морщины у моего рта и на лбу.

Не знаю почему, мне больше не доставляло никакого удовольствия гулять по моей земле. Точно так же для меня не было удовольствием ездить в деревню. Крестьяне не пострадали из-за нехватки дров в эту зиму. Я очень хорошо рассчитала время для огораживания. Они не могли бы упрекнуть меня в этом. Никто не страдал от холода в этом году по моей вине. Не все я делала плохо.

Но они не верили мне. Подобно тому как в год нашей любви с Ральфом все цвело, вызванное к жизни моей магией, каждый зеленый росток проклевывался силой моего благословения, так теперь причина всех несчастий лежала у моего порога. У Соуверов умерла корова, — и это была моя вина, так как ее не пасли на хорошей общественной земле. Один из детей Холлзов заболел, — это тоже была моя вина, так как мой муж, доктор, был далеко, а другого они не могли себе позволить. Миссис Хантер сидела у погасшего очага и без слез плакала, потому что ее сын умер. Это была моя вина, сказали они. Это была моя вина.

И я сама знала это.

Когда мне приходилось проезжать через деревню, я держала голову высоко поднятой и мои глаза смотрели с вызовом. Никто не осмеливался скрестить со мной взгляд. Но когда я увидела через окно неподвижно сидящую миссис Хантер и заметила, что над ее трубой не вьется дымок, мои плечи невольно опустились. Я не чувствовала себя готовой дерзко встретить несчастье на моей земле. Я почувствовала страх, беспокойство, холод. И однажды днем, отправившись к сапожнику, я остановилась и подозвала миссис Мерри, которая стояла неподалеку в группе сплетничающих женщин. Все лица повернулись ко мне, замкнутые и настороженные, и я, не веря самой себе, вспомнила время, когда все женщины мгновенно, с улыбками и радостными восклицаниями, окружали мою коляску, спеша поделиться свежими новостями. А сейчас они стояли неподвижно, подобно строгим судьям, и смотрели на меня холодными глазами. Они расступились, чтобы пропустить ко мне миссис Мерри, и меня поразило, с какой неохотой она приближалась ко мне, не допустив на свое лицо ни тени улыбки.

— Что случилось с миссис Хантер? — спросила я, забирая поводья в одну руку. — Она заболела?

— Это не физическая болезнь, — ответила миссис Мерри, глядя мне прямо в глаза.

— Что ее беспокоит? — нетерпеливо продолжала я. — Ее очаг пуст. Я проезжаю здесь третий день подряд, и она все так же неподвижно сидит у холодной почерневшей плиты. Что с ней? Почему ее друзья не могут прийти к ней и приготовить для нее еду?