Вайдекр

На протяжении всего времени, что я готовилась к маминым похоронам, звала гостей, устраивала церемонию, обсуждала обеденное меню с Селией и организовывала траурный эскорт слуг, меня одолевали сомнения. По меньшей мере раз в день я подходила к двери Джона. Я научилась любить его так недавно. Я все еще любила его каким-то крохотным уголком моего лживого сердца, и любила очень сильно.

Но затем я останавливалась и замирала, думая о том, что Джон знает обо мне. Я с ужасом представляла, что будет со мной, если его грязные домыслы дойдут до ушей Селии. Если они вместе начнут гадать, кто отец Джулии. И я уходила прочь с каменным лицом. Он видел меня насквозь. Я различала свое отражение в его глазах, а этого я перенести не могла. Он знал ту унизительную цену, которую я заплатила за Вайдекр, и перед ним я была беспомощна и уязвима.

При всей суете пышных вайдекрских похорон я не забывала приказывать Страйду посылать очередную бутылку виски наверх доктору Мак Эндрю в его кабинет или в спальню каждый полдень и к обеду. Глаза Страйда встречались с моими в безмолвном сочувствии. «Мужественна до мозга костей», — таков был вердикт, вынесенный мне на половине слуг, и хотя просьбы Джона о свежем стакане или теплой воде немедленно удовлетворялись, слуги начали презирать его.

Слухи о его некомпетентности, повлекшей мамину смерть, распространились из Вайдекра в Экр, и на мили вокруг. Они достигли ушей знати через болтающих горничных и лакеев. И если б Джон надумал вернуться в нормальный мир визитов, балов и обедов, он бы увидел, что все двери перед ним закрыты. Для него не было входа в этот единственный мир, который он знал, до тех пор, пока я не ввела бы его обратно туда с помощью своей власти и очарования.

К нему не обращались как к врачу даже семьи йоменов[18] в Чичестере и Мидхерсте. Сплетни достигли ушей торговцев, и в каждой деревне на сотню миль вокруг все знали о его пьяной оплошности в случае с леди Лейси и о горе, которое он причинил мисс Беатрис, украшению всего графства.

В течение нескольких дней мое горе действительно было неподдельным. Но страх перед Джоном и боязнь позора сделали меня равнодушной к нему. Уже в день маминых похорон, всего через неделю после того как я пугала своего мужа виселицей, я знала, что ненавижу его и не успокоюсь, пока он не исчезнет из Вайдекра.

Я надеялась, что Джон напьется в день похорон, но, когда я садилась в карету, поддерживаемая Гарри, он вышел из дверей тщательно одетый, в аккуратном, хорошего покроя костюме и с черной траурной лентой. Он был бледен, очень бледен и мерз несмотря на солнце. Во всяком случае он задрожал, когда увидел меня. Но судя по выражению его глаз, он намеревался держать себя в руках. По сравнению с ним Гарри выглядел толстым, обрюзгшим и самодовольным. Джон ровным шагом подошел прямо к коляске, как некий ангел мщения, и сел напротив нас, не говоря ни слова. Я почувствовала укол страха в сердце. Пьяный Джон был публичным унижением мне, его жене. Но Джон трезвый и жаждущий мщения мог погубить меня. Он имел полное право приказать контролировать меня. Он имел законное право следить за каждым моим шагом и проверять, где я спала. Он мог войти в мою комнату, лечь в мою постель в любое время дня и ночи. Больше того — и это просто невыносимо, — я сцепила руки в черных перчатках, чтобы они не дрожали, — он мог уехать из Вайдекра и принудить меня к публичному разводу, если я откажусь следовать за ним.

Похитив его имя для моего ребенка, я лишила себя свободы. Мои дни и мои ночи должны принадлежать этому человеку, моему мужу, моему врагу. И если он захочет заключить меня в тюрьму, избить меня или увезти из дома — он сделает это с полного благословения закона. Я лишилась даже ограниченных прав моего девичества. Я была его женой, и если мой муж ненавидит меня, то меня ожидает жалкое будущее.

Джон наклонился вперед и коснулся руки Селии, лежащей поверх молитвенника.

— Не грустите так, — нежно сказал он. Его голос звучал хрипло от недосыпания и пьянства. — Она умерла легкой мирной смертью. А пока ваша мать была жива, она наслаждалась вашей любовью и любовью маленькой Джулии. Не надо так горевать. Каждый из нас может только надеяться прожить такую достойную жизнь и иметь такую легкую кончину.

Селия благодарно склонила голову.

— Да, вы правы, — ее голос был еле слышным от едва сдерживаемых слез. — Но для меня это большая потеря. Хотя она была всего лишь моей свекровью, я любила ее будто мою родную мать.

Я почувствовала на себе тяжелый ироничный взгляд Джона при этом безыскусном признании Селии. Мои щеки вспыхнули от гнева на него и на всю эту сентиментальную болтовню.

— Конечно, — согласился Джон, не сводя с меня глаз. — Я уверен, что Беатрис чувствует то же самое, не правда ли, Беатрис?

Я старалась найти тон, который скрывал бы гнев и страх, испытываемые мною от этой изощренной травли. Джон скользил как опытный конькобежец по тонкому льду. Он насмехался надо мной, он пугал меня. Но у меня тоже есть власть, и ему лучше не забывать об этом.