Вайдекр

В полутрауре, как мама и я, мой брат вынужден был носить только темное, но его жилет был красивого темно-синего цвета и украшен богатой черной вышивкой. Его пиджак имел модные широкие манжеты и такие же лацканы, синие, все это из блестящего синего атласа, который так и переливался при малейшем его движении. Его волосы тоже перехватывал синий бант, а атласные вечерние брюки сияли синим отливом.

— Вы хорошо подходите друг другу, — заметила мама. — Как хорошо вы оба выглядите.

Гарри улыбнулся, но в его глазах затаилось какое-то смущенное выражение. Церемонным жестом он поклонился маме и мне и предложил нам руки. Но за его внешней галантностью я видела волнение, вызываемое каждым моим движением. И хотя я легко улыбалась в ответ, рука, которой я оперлась на его руку, дрожала, и когда я села, стол поплыл у меня перед глазами, как будто я собиралась упасть в обморок.

Гарри и мама обменивались семейными новостями, а я в это время тщательно следила за тем, чтобы мой голос звучал естественно, когда кто-нибудь обращался ко мне. После обеда Гарри решил не оставлять нас, а посидеть с нами в гостиной.

— Я привез из банка наши фамильные драгоценности, мама, — объявил он. — И хотел бы на них взглянуть. Какие они тяжеленные! Я все время придерживал их под плащом, пока скакал на лошади, так как боялся потерять их, я был уверен, что меня ограбят по дороге.

— Не было необходимости везти их самому, — ответила мама, — ты бы мог оставить их у своего лакея. Но надо обязательно взглянуть на них.

Она на минутку вышла в свою комнату за ключом, и, вернувшись, открыла маленький ларец с тремя выдвижными отделениями.

— Селия наденет это в день своего венчания, — объявила мама, вынимая фамильные бриллианты Лейси — кольца, браслеты, ожерелье, серьги и тиару.

— Не придется ли ей в таком случае стоять на коленях, — смеясь, сказал Гарри. — По-моему, они весят тонну. Неужели ты их когда-нибудь надевала, мама?

— Благодаренье Богу, нет, — ответила она. — Мы провели только один сезон в городе после нашей свадьбы, и я даже без этих старинных украшений выглядела достаточно хорошенькой. По обычаю, их дарят в день венчания, а затем отправляют в банк. Но Селия может хотя бы на несколько часов надеть их в октябре.

— В октябре? — переспросила я, и вечная вышивка выскользнула из моих рук, а игла уколола мой большой палец.

— О, бедная Беатрис! — воскликнул Гарри. — Я хочу непременно получить этот носовой платок в подарок, когда он будет, наконец, готов. На нем больше пятнышек крови, чем вышивки. Зачем ты устраиваешь для нас эту пытку, мама?

— Пытка — это пытаться чему-нибудь научить ее, — смеясь вместе с любимым сыном ответила мама. — После дня, проведенного со своими овцами Беатрис не может положить правильно ни одного стежка. Впрочем, моя дочь никогда не блистала успехами в рукоделье.

Она уложила драгоценности обратно в ларец и унесла их в комнату. Гарри взял мою руку и тщательно осмотрел маленькое пятнышко крови.

— Бедная Беатрис! — повторил он и поцеловал раненое место. Его губы раскрылись, и он высосал появившуюся кровь. Находясь в нервном, взвинченном состоянии, я дрожала, как породистая лошадка. Я чувствовала его зубы на пальце и могла ощущать кончик его языка, такой влажный и теплый, ласкающий мою кожу. Его рот был горячим и восхитительно влажным. Я держала мою руку у самых его губ и не дышала.

— Бедная Беатрис, — повторил он опять и поднял на меня глаза. Я не смела пошевелиться, ощущая громадное наслаждение от его прикосновений. Я не могла бы шевельнуть рукой, даже если б от этого зависела моя жизнь. Случайный жест превратился в ласку.

Последовало молчание. Гарри вынул мой палец изо рта и осмотрел его с шутливой серьезностью.

— Ты думаешь, он уцелеет после такой раны?

— Он побывал уже во многих таких битвах, — я старалась говорить весело, но голос мой дрожал.

Его дыхание стало более прерывистым, а взгляд отсутствующим.

— Бедная Беатрис, — повторил он опять, словно забыв все другие слова. Он все еще держал меня за руку и я, поднявшись с места, встала рядом с ним. Мы были почти одного роста, и стоило мне сделать полшага к нему, как моя грудь коснулась его.

— Надеюсь, ты всегда будешь заботиться о моих ранах и жалеть меня так нежно? — спросила я.

— Дорогая сестренка, — ласково ответил он, — я всегда буду любить тебя. Только пообещай мне поделиться со мной, если тебе вдруг станет плохо. Мне очень жаль, что я заставил тебя так много работать, и ты теперь такая бледненькая.

— Это из-за моего сердца, Гарри, — едва слышно прошептала я. На самом деле, оно билось, как барабан, от его близости. Гарри попытался взять мое запястье, как бы желая проверить пульс, но я, накрыв его руку своей, прижала его ладонь к себе. Едва осознавая, что я делаю, я слегка подтолкнула его руку к округлости моей груди, такой мягкой под синим бархатом.