Вайдекр

— Ничего, — она почти перешла на шепот, — ничего, дитя мое. Иногда я очень боюсь за тебя из-за твоих необузданных страстей. Сначала ты безумно любила своего отца, теперь ты перенесла это обожание на Гарри. Ты как будто одержима навязчивой идеей. Я только хочу, чтобы ты жила нормальной девической жизнью.

— Я и живу нормальной девической жизнью, — после недолгого колебания сказала я. — Просто она не такая как твоя, потому что времена изменились. Но я ничем не отличаюсь от девушек моего возраста.

Мама промолчала, ибо она никогда не нашла бы в себе храбрости взглянуть открытыми глазами на разворачивающуюся перед ней картину.

— Боюсь, что я не совсем… — проговорила она. — Но мне трудно судить. Мы видим так мало молодых людей. У твоего отца не было свободного времени принимать гостей, и теперь мы живем очень уединенно…

— Не расстраивайся, мама, — тепло ответила я. — Я не одержима Вайдекром, видишь, я уезжаю в середине осени, лучшего из сезонов. Я не одержима Гарри, поэтому я радуюсь его женитьбе и дружу с Селией. У тебя нет причин для страхов.

Мама не имела ни достаточно ума, ни материнского инстинкта, чтобы с уверенностью отделить ложь от правды. Поэтому она проглотила последний ломтик персика и улыбнулась мне.

— Наверное, я слишком уж беспокоюсь, — сказала она. — Но я несу такую ответственность за вас с Гарри.

Мне трудно без вашего отца поддерживать в этом доме мир и спокойствие.

— Конечно, — подтвердила я, — когда здесь поселится Селия, все будет намного проще.

Мне удалось навсегда обратить мое сердце в камень по отношению к ней из-за ее вечного предпочтения, отдаваемого Гарри, но я, конечно, могла оценить ее честную попытку заботиться о нас одинаково.

— Я прикажу подать чай, — сказала она и вышла из комнаты.

Я осталась одна в полном смятении чувств. Если бы жизнь была такой, какой ее представляла мама, в ней не существовало бы серьезных проблем. Если бы между мной и Гарри была лишь легкая, безгрешная симпатия, если бы Гарри женился по любви, а мое будущее сложилось бы счастливо в новом доме с любящим мужем — как легко было бы жить без греха.

Дверь отворилась, и вошел Гарри.

— Беатрис!.. — пробормотал он.

Мы смотрели друг на друга поверх полированной поверхности стола, и наши лица четко отражались в ней. У Гарри было красивое, четко вылепленное лицо светлого ангела, и его отражение было еще более прекрасным. Когда я взглянула на себя, мое отражение было бледным как у призрака, а пышно взбитые, напудренные волосы делали меня старше. Глаза были большими и серьезными, а рот — грустным. Мы казались именно тем, кем были в действительности: слабый мальчик, и гордая, страстная женщина.

— Я приду к тебе сегодня ночью, — уверенно сказал Гарри. Затем он вопросительно взглянул на меня и добавил: — Ты не возражаешь?

Я заколебалась. Сейчас наступил тот момент, когда мы могли бы прекратить наши неосознанно начатые греховные отношения. Отказ был уже на моих губах, и в дальнейшем мне, я уверена, пришлось бы легче. И мы смогли бы оставить позади эти злые дни. Но в ту же минуту я увидела кончик письма, которое Гарри писал Селии, начинаемое словами «Мой добрый ангел». Он называл ее добрым ангелом, даже сгорая от желания ко мне. И она войдет в наш дом — мой дом — и будет ангелом Вайдекра, в то время как меня вынудят отсюда исчезнуть.

Одно секундное колебание с моей стороны, и Селия завоюет Гарри и Вайдекр навсегда, будто бы всю жизнь к этому стремилась. Она получит Вайдекр без малейшего усилия, словно в награду за свою доброту. Она была добрым ангелом, а я в борьбе со своей судьбой принуждена стать Люцифером.

Я пожала плечами. Моя страсть к Вайдекру завела меня уже слишком далеко, пусть же она ведет меня еще дальше.

И я направилась к двери, на ходу коснувшись Гарри.

— В полночь, — невозмутимо ответила я, — приходи ко мне в комнату.

Я услышала вздох, очень похожий на стон, и прядь моих волос коснулась его щеки. Он последовал за мной в гостиную, как послушный щенок, а мама не могла нарадоваться на двух своих таких любящих детей.

В ту ночь я лежала в объятиях Гарри и позволяла ему любить меня, как будто мы не виделись целую вечность. Моя покорность и страстность волновала его, и мы почти не спали до утра. Мы любили друг друга, затем засыпали, просыпались и опять любили друг друга. Он не возвращался в свою холодную комнату до самого утра, пока не запели птицы в розовом саду и на кухне не послышалась ранняя суета.

Оставшись одна, я не легла спать, а приподнявшись на подушках, стала смотреть на улицу. Я очень устала: всю ночь мы целовались, обнимались и любили друг друга. Но я не чувствовала того глубокого спокойствия, которое обретала через десять минут пребывания с Ральфом. Гарри вызывал во мне желание, он доставлял мне часы наслаждения, но он никогда не оставлял мира в моей душе. С Гарри я всегда испытывала чувство тревоги. А с Ральфом, сыном цыганки, я отдыхала. Но Гарри владел землей, и я не могла спать спокойно без него.