Вайдекр

Она замолчала. Я ничего не отвечала. Я вполне была готова согласиться. Действительно, почему бы и нет? Это не испортит мою фигуру, которая, я уверена, скоро станет такой же гладкой и красивой, как раньше. Это позволит мне остаться в глазах всех добросердечной женщиной. Но я колебалась, мне было любопытно, насколько сильна эта новая Селия.

— Это не больше, чем на несколько дней, — После паузы снова продолжила Селия. — Но даже если б это был год, Беатрис, я вынуждена была бы настаивать на этом. Этот ребенок мой, я приняла ответственность за него, и я должна знать, что она не голодна. А накормить ее можешь только ты.

Я легко улыбнулась.

— Разумеется, Селия, если ты так хочешь, — великодушно ответила я. — Я не предлагала лишь потому, что была уверена: ты и Мадам все хорошо устроили. — При взгляде на лицо Селии мне стало смешно. — Ты можешь принести ее. Но потом, пожалуйста, сразу же забери ее. Я хочу спать.

Как стрела, Селия вылетела из комнаты и мигом вернулась с маленьким плачущим свертком. Волосики малышки были восхитительно мягкие и образовывали на макушке смешной хохолок. Но это, конечно, потом изменится. Ее глубокие, глубокие синие глаза, потом, возможно, изменятся тоже. Она глядела мне в лицо, как будто бы видела мою душу, и я забавлялась, пытаясь переглядеть ее. Обычно я могла переглядеть всех: и кошек, и собак, и людей. Но эти глаза были невозможны, они даже слегка пугали меня. Ее ручки были похожи на скрюченную морскую звезду и выглядели невыносимо крошечными, а ножки смешно торчали из-под пеленок. Она пахла так же, как и я сама, — сладким сильным запахом рождения. Я чувствовала — без всякого усилия наше бесконечное тождество — этого крошечного комочка и меня. Но она не была сыном. Ее жизнь была совершенно бесполезна, и в этом случае я не хотела привязывать себя к ней такими отношениями, которые уже проложили тонкие нити беспокойства на лице Селии.

Я приложила маленькое существо к груди, но взяла его неловко. Руки Селии вспорхнули, чтобы помочь нам, но она сдержала себя. Никто из нас не знал точно, что нам следует делать, но эта малышка была прирожденным бойцом, и при запахе молока она живо потянулась вперед. Ее ротик сложился в крошечный треугольник и стал искать сосок, на котором уже повисла белая капля. Я ощутила странную боль в груди и неожиданное удовлетворение. А малышка вдруг сморщилась и чихнула. Но тут же, заторопившись, нашла сосок и уже не выпускала его. Ее глазки закатились и закрылись, как только она вошла в ровный ритм сосания. Я встретилась глазами с Селией.

— Как ты думаешь назвать ее?

Селия потянулась вперед и приложила палец к маленькому углублению на головке, где едва заметно, но ровно и сильно бился пульс.

— Это моя маленькая Джулия, — с мягкой уверенностью сказала она, — и скоро я повезу ее домой.

Переждав неделю или две, я написала домой письмо, которое уже давно сложилось в моей голове.

«Дорогой Гарри,

Я счастлива и горда сообщить тебе, что у тебя появился ребенок, несколько преждевременно, но вполне благополучно. Это — девочка, и Селия собирается назвать ее Джулией. Хрупкое здоровье Селии заставило нас тревожиться последнее время, и когда роды начались на две недели раньше срока, я была напугана. Но у нас была хорошая акушерка, нам помогала Мадам, и Селия мучилась не более суток. Ребенок родился маленьким, конечно, но она хорошо прибавляет в весе с помощью отличной кормилицы, и к тому времени, когда мы вернемся домой, я думаю, что ребенка будет не отличить от родившегося в срок».

Во многом это было правдой, и, добавив несколько живописных деталей для убедительности и написав под диктовку якобы изнуренной родами Селии несколько слов, я запечатала письмо и приготовила его для отправки.

Я мало что понимала в детях, но была уверена, что если мы прибудем домой, когда Джулии исполнится месяц, никто не угадает, каков ее возраст. Кроме того, правда была слишком вызывающа, чтобы ее можно было заподозрить. А если кто-нибудь и подумает, что ребенок слишком крупный для недоношенного, то, скорее, решит, что Гарри и Селия несколько преждевременно стали любовниками. Гарри же, который совершенно точно знал, что он не был в постели Селии до той безрадостной ночи в Париже, едва ли мог разобраться в возрасте младенца.

В чужой стране, в спешке, вынуждаемая обстоятельствами и уверенная, что ребенок в моем чреве это сын и наследник Вайдекра, я сделала все, что могла. Остальное зависело от воли добрых богов Вайдекра, которые так часто надували паруса моей удачи, видимо, в благодарность за мою преданность родной земле, и от умения Селии играть свою роль.

И она сыграла ее. С уверенностью и самообладанием, которые я видела в ней только однажды — во время переправы через Ла-Манш, — она организовала переезд кормилицы, меня, малышки Джулии, на пакетботе в Англию в гораздо более короткие сроки, чем казалось возможным.