Вакансия

— Там, где я отдыхал, — обиделся Дорожкин, — дыма было еще больше. Можешь меня поздравить, теперь я еще и тракторист — две недели родную деревню опахивал от огня. Что с фирмой?

— Так все, — недоуменно протянул Мещерский. — Накрылась фирма. Ну точно не знаю, но кто-то из конторских подгреб под себя наше направление на рынке, или еще что, только шеф все понял, быстренько все свернул, пока не замели, распродал да умотал. Я бы на его месте еще года три назад уехал из нашей дурындии. Да и он давно за кордон глядел. Не знал?

— Не знал, — вздохнул Дорожкин.

— Он тебя кинул, — понял Мещерский. — Вот оно как. Сочувствую я тебе, парень. Отпуск отпуском, а отключать сотовый на время отдыха — не самый лучший вариант.

— Скажи еще, что ты мне звонил, — обозлился Дорожкин.

— Нет, — признался Мещерский. — Ты же при мне телефон отключил. Кто орал на весь офис, что логист должен отдыхать в вакууме? Еще и симку в бумажник сунул.

— Пуст мой бумажник, — пожаловался Дорожкин. — Деньги нужны, Граша. Хотя бы тысяч тридцать. Квартиру оплатить за сентябрь и немного на прокорм. Пока другую работу найду.

— Тут такое дело… — Мещерский замялся. — Денег у меня свободных нет. Да и работу теперь найти… Могу одолжить компьютерами. Мне ж шеф тоже задолжал за пару месяцев, так я компьютерами взял. Они, конечно, не очень, но сервер ничего так. Поставлю кому-нибудь, но когда это будет?

— Граша… — Дорожкин почесал мобильником лоб. — Компьютерами я и сам могу одолжить. Ну одним компьютером. Помнишь, ты мне собирал в мае? Я тебе сороковник за него отдал. Возьмешь обратно? А я пока обойдусь стареньким ноутом.

— Двадцать пять, — тут же ответил Мещерский. — Могу взять за двадцать пять. Со всей приблудой и с монитором. И то только из-за знакомства.

— Граша! — возмутился Дорожкин.

— Одно лишнее слово — и не возьму, — отрезал Мещерский.

Мещерский приехал за компьютером в среду. Протянул потную ладонь, оттер Дорожкина в узком хрущевском коридоре толстым животом в сторону, быстро проверил аппарат, опустил его в коробку, упаковал монитор, клавиатуру, колонки и отсчитал пять оранжевых пятерок.

— Не обижайся, — сказал небрежно, но с видимым сочувствием. — Если бы я был такой, как ты, я сейчас бы и жил как ты. Только ты сотри с лица оскорбленную добродетель-то. Я ж с тобой по-честному. Просто все имеет свою цену. Я теперь твой аппарат по-любому за сорок не сдам. Кризис, Женя, кризис.

— Это ты по-дружески меня выручаешь или по-кризисному? — спросил Дорожкин, убирая двадцатник — на квартиру — под обложку паспорта. — Ну так, на будущее. Чтобы знать.

— А ты разве сам считаешь меня другом? — прищурился Мещерский в дверях, и Дорожкин не нашелся что ответить. Он бы не сказал Графику ничего и тогда, когда тот вернулся за монитором и бесперебойником, но Мещерский сам опустился на галошницу и пробормотал, рассматривая растянутые коленки штанов бывшего сослуживца.

— Жениться тебе надо, Дорожкин.

— На ком? — сделал заинтересованное лицо тот.

— Ну мало ли? — пожал плечами Мещерский и хитро прищурился. — Ты веселый, неунывающий, симпатичный. Не пьешь… много. У тебя ж был кто-то год назад? Помнишь, ты нас знакомил как-то? Ее вроде Машкой звали? Один раз смог и еще сможешь.

Дорожкин промолчал. История его переезда от приятельницы на Рязанский проспект не вызывала приятных воспоминаний.

— Ты не можешь быть сам по себе, Дорожкин, — объяснил Мещерский. — Это не ущербность, это анамнез. Факт. Данность. Таких людей, кстати, много. И среди них есть успешные. Ты должен быть при ком-то. Ну раз не получилось, два, и что? Жизнь ведь не кончилась? Пробуй дальше.

— Ага, — скривился Дорожкин. — Там, где анамнез, там и диагноз.

— Не можешь вылечиться — учись жить больным, — развел руками Мещерский.

— Где б найти такую дурочку, чтобы пристроить придурка? — попытался пошутить Дорожкин.

— Я серьезно, — не оценил шутку Мещерский. — Я, конечно, плохой советчик, но, если шуруп не выкручивается, если грани сорваны, нечего ладони отверткой рвать, высверливать надо.

— Какой шуруп? — не понял Дорожкин.

— Я выражаюсь фигурально, — отмахнулся Мещерский. — А если не высверливать, тогда можно руки загубить. Или отвертку. Тем более если она не очень. Из дерьмовой стали.

— Я, выходит, не очень? — сообразил Дорожкин.

— Какой уж уродился, — фыркнул Мещерский. — Не идет, тогда лучше всего вовсе бросить этот шуруп. И заняться чем-то другим. К примеру, деревни опахивать. На тракторе.

— Это теперь только в следующие пожары, — пожал плечами Дорожкин. — Как раз подлесок поднимется.

— Значит, найди такое место, где горит всегда, — повысил голос Мещерский. — Ты еще не понял? Тебе жена нужна, чтобы мозги вправляла. У каждого должен быть шуруп, который откручивается. А лучше много шурупов. Мне вот плевать на нашего шефа, у меня таких клиентов, как он, с десяток. И столько же в очереди. Да, я впахиваю без выходных да живот вот отрастил, но я свой живот как камень в горку толкаю и знаю — вниз он не покатится. А ты, Дорожкин, катишься под горку, хотя даже забраться никуда не пытаешься. Запомни: если не подниматься, это то же самое, что скатываться.