Вакансия маньяка занята

Олю, лежащую на пустыре без сознания, случайно нашел местный дед-травник, который ее и доставил в больницу. Она позже рассказывала Нине, как с ней обошлась мегера-гинеколог. Освидетельствование Чемаева проводила, как всегда, по-садистски, чтобы и без того истерзанной девушке доставить максимальную боль и унижение, всячески ее оскорбляя и понося. Но даже эти терзания, перенесенные Олей, оказались напрасными – мегера дала заключение, согласно которому «признаков насильственной интимной связи не установлено».

Потрясенная столь гнусной низостью своей, по сути, коллеги, девушка попыталась покончить с собой. Ее немалочисленная родня подняла шум, начались сборы подписей, и тогда кем-то было дано распоряжение «вопрос утрясти». Оле стали предлагать огромные суммы «откупных», но она их отвергла. И тогда, хоть и со скрипом, наконец-то заработала юстиция. Дело рассматривалось в суде, и, учитывая «смягчающие обстоятельства», насильники получили по три года условно с отсрочкой приговора.

После того, что с ней случилось, Оля, считая и себя в этом виноватой, через знакомых передала Ивану, что встречаться они больше не будут, пусть он найдет себе другую, «без такого пятна в биографии». Он несколько раз пытался с ней поговорить, но она к нему не вышла. И вот как-то раз Ромашин проходил мимо городского кафе «Ампир», где обычно тусовалась местная блатота. «Мажоры», кутившие там со своими шлюшками, решили над парнем покуражиться и, вывалив на улицу, стали его оскорблять, смакуя детали своей поганой проделки. Будучи уверенными в том, что этот «нищеброд» и «лохозавр» отпора им дать не посмеет, они были крайне удивлены и напуганы, когда Иван, не выдержав, начал их «угощать», не жалея кулаков.

Не помогли «мажорам» ни набежавшие дружки, ни полученные ими навыки рукопашного боя в секциях восточных единоборств. Бывший морпех Северного флота всех троих, что называется, «замесил в глину», оставив лежать без движения на тротуаре. Досталось и холуям «мажоров». А Ивана тут же схватили полицейские, в момент примчавшиеся на выручку «потерпевшим». Защелкнув на его руках «браслеты», они избили его резиновыми палками, хотя Ромашин сопротивления не оказывал. Это продолжилось и в подвале райотдела, где Гунявый, исполняя заказ родственников «мажоров», нещадно бил Ивана по нескольку раз на дню. Только незадолго до суда эти пытки прекратились. Но все равно его родные ахнули, увидев, что тело парня превратилось в сплошной синяк и лицо его в синяках и ссадинах.

И вот на этом-то заседании горбылевская Фемида, необъяснимо милостивая к шайке насильников, в отношении Ивана явила всю свою непотребную «принципиальность». Невзирая на обстоятельства и показания немногих свидетелей, которые рискнули сказать правду, хотя им угрожали родственники «мажоров», его осудили на двенадцать лет колонии строгого режима. Оля на заседание пришла и, как могла, защищала Ивана. Возможно, именно это повлияло на решение суда, поскольку обвинитель, в роли которого выступил Шадряк, требовал пятнадцать лет тюрьмы. Он упирал на «запредельную жестокость» Ромашина, после драки с которым один из «героев-любовников» утратил слух на одно ухо, двое других были вынуждены протезировать все зубы, не считая хромоты одного и периодических нервных припадков другого.

Отбывать срок Ивана отправили в Мордовию. Узнав об этом, Оля поехала к нему на свидание и осталась там. Вскоре они расписались, сейчас у них подрастает сын. Ромашины подумывают уже и о втором. Начальник ИТК оказался человеком порядочным и, сочувствуя молодой семье, старается давать им свидания почаще. Иван отбыл уже три года заключения, ему осталось еще девять лет. Возвращаться в Горбылево, когда закончится срок, ни Оля, ни Иван не хотят. Тем более что все те, кто сломал им жизнь, по-прежнему заправляют здесь делами.

Рассказывая о Буксире, Нина припомнила, как еще до всего этого происшествия Оля, делясь с ней подробностями своей встречи с Низановым, сказала о том, что заметила у непрошеного ухажера какое-то странное украшение на шее. По ее словам, у Буксира на толстой золотой цепочке висело нечто наподобие большого кулона в виде какой-то отлитой из золота кошмарной уродливой рогатой рожи с оскаленной клыкастой пастью. Заметив ее взгляд, Буксир поспешил спрятать это «украшение» под рубашку.

– Оля сказала, что он и сам по себе человек крайне неприятный, – поморщившись, потрясла головой Нина. – Вроде улыбается, старается говорить мягко, интеллигентно, а глаза – как у голодного волка, злые и лютые, и становится не по себе, как будто рядом с тобой сам дьявол оказался. Кстати, я и сама с ним как-то пересекалась. Этой зимой, дня за три до Нового года, он привез в приемный покой своего дружка, такого же, как и сам, отморозка.