Но он намерен сам принять решение, он, черт возьми, взрослый! Это щенка надо тыкать носом в миску, пока не поймет, что каша вкусная… И если природа наделила его быстрыми и сильными руками и ногами, если он в пятнадцать лет умел делать на треке маневры и рывки, озадачивающие взрослых долдонов, если Ваську, когда они на рыбалке, приводит в восторг его способность голой рукой ловить плотву («эх, вот так реакция, не понимаешь ты своего счастья, Андрюха»), это вовсе не значит, что ему интересно зубрить физиологию и психологию, ничего не значит, дорогие товарищи.
Так размышлял Ольшевский. И когда он отпросился со сбора в Москву под тем предлогом, что пойдет подавать документы в институт, он вовсе не был уверен, что сделает это. Скорее ему хотелось просто пошляться денек по Москве и переночевать в пустой, проводившей дачников квартире.
У ворот пансионата, где проходил сбор, Соколов разговаривал с молодой женщиной. Он не обратил внимания на Ольшевского, а тот оценил мимоходом длинноногую стать собеседницы Соколова, продуманность ее светлого летнего платья и широкой белой ленты, стиснувшей черную башенку волос. Сколько девушек ни встречал Ольшевский в компании Соколова, всех их отличали особая ухоженность и надменная броскость. И если Соколов знакомил их с Андреем, они, вяло подавая руку, улыбались так, как, например, киноактрисы с открыток: «Можете любоваться мною издалека, но не более, молодой человек, не более…»
Андрей вошел в пустой автобус. «Следующая остановка — Москва. Граждане, покупайте абонементные книжечки», — сказал в микрофон — для него одного — заскучавший шофер. И добавил уже вполне запросто, слегка повернув к пассажиру крутые, обтянутые ковбойкой плечи: «Поехали, что ли?»
Автобус заурчал, привалился задом к дачному забору, из-за которого суматошно залаяла собака, взбил скатами тополиный пух за окном — в сизой струе газа вскипела маленькая метель — и выбрался на дорогу.
— Погодите!
По тропинке от пансионата бежала на подворачивающихся каблуках и махала сумкой знакомая Соколова.
«Захватим?» — вполголоса спросил репродуктор. Шофер подмигнул Андрею в зеркале: мол, не теряйся, я бы и сам… но служба.
Андрей поймал тонкую руку с сумочкой на запястье, и девушка, слегка взбросив подол круглыми белыми коленями, вскарабкалась на ступеньку.
— Полный комплект, — басом констатировал микрофон и зашипел. Это вздохнул шофер.
— Вы не разменяете рубль?
— Я вам возьму.
— Спасибо, — царственно кивнула она. Села и тщательно одернула юбку. Вынула зеркальце, бережно провела пальцами по щекам и подбородку. — Вы тоже в Москву? Вы с Павликом Соколовым на одном сборе? Садитесь сюда, мне вас не слышно. Он у вас самый экстра, да?
— Самый-рассамый, — насмешливо подтвердил Андрей.
— Нет, правда. Я ведь видела его на треке, что вы думаете! Я и вас, наверное, видела, только я вас не помню.
— Мы люди скромные.
— Это хорошо, что вы скромный. А то некоторые спортсмены очень воображают из себя. Подумаешь, они бывают за границей, сейчас очень многие ездят за границу, один мой знакомый даже был в Гвинее. Или нет, не в Гвинее, где-то рядом, тоже на «гэ».
— В Гондурасе?
— Возможно, — снисходительно согласилась она. — Между прочим, нам пора познакомиться. Ирина.
— Андрей.
— Красиво — Андрей. Я хотела сынишку назвать Андреем, а потом решила: пусть будет Толик. Это тоже красиво, правда?
— И большой у вас сын?
— Ой, уже совсем большой, уже полтора годика! Сейчас я вам фотокарточку покажу. Правда, хороший пацан? Смотрите, как смеется.
— На кого же он похож, на папу или на маму? — осторожно спросил Андрей.
Она не ответила, только, вытянув губы, сделала фотографии ласковое «гули-гули».