Вахтангов

Х.Н. Хеpсонский ВАХТАНГОВ

От автора

Читая искусствоведческие книги, написанные по сложившимся правилам, со множеством кавычек, сносок и комментариев (чему и сам изрядную отдал дань), я часто вспоминаю мудрую сказку об оставшемся на поле боя разрубленном на куски теле героя.

Приходит человек, горячо любящий героя, собирает части его тела, складывает их одну к другой и обливает «мёртвой водой». Тело срастается. Обычно так поступает искусствовед. Но герой ещё недвижим. Дыхания нет. Сердце не бьётся. Нужно ещё достать «воду живую» и окропить ею тело, чтобы вернулась к герою жизнь и чтобы он улыбнулся тому, кто это сделал.

Искусствоведению постоянно не хватает «живой воды», таящейся не только в искусстве, но и в самой жизни. А тенёта кавычек, сносок и комментариев, не правда ли, напоминают швы, затвердевшие после «мёртвой воды»? И нередко случается так, что чем больше начётнической «правды кавычек», тем дальше мы от непосредственной правды жизни.

Поэтому я позволил себе на этот раз, в третьей своей книге о Евгении Вахтангове, во многих случаях убрать кавычки, хотя широко пользуюсь дневниками, письмами, высказываниями Евгения Богратионовича, воспоминаниями о нём многих людей в дополнение к моим собственным воспоминаниям.

Думается, что право на такой вольный приём изложения может быть оправдано и тем, что все документы, из которых я черпал голос самого Вахтангова, его учеников и соратников, были в своё время опубликованы. Стало быть, каждый пытливый читатель легко сможет судить сам, насколько я был прав или не прав как биограф, когда давал «внутренним цитатам» то или другое свободное применение.

Естественно, что язык использованных документов, среди которых многие относятся к началу века и кануну Октябрьской революции, несколько старомоден. Но я надеюсь, этот непосредственный отпечаток времени поможет читателю полнее ощутить историческую атмосферу, образ мыслей моих героев, перемены, происходившие в последующие десятилетия.

Я глубоко признателен за неоценимую помощь С.Г. Бирман, Н.Н. Бромлей, Б.И. Вершилову, И.А. Виньяру, Л.А. Волкову, С.В. Гиацинтовой, Н.М. Горчакову, А.И. Горюнову, Л.И. Дейкун, А.Д. Дикому, Н.Д. Ерёменко, Ю.А. Завадскому, Б.Е. Захаве, Н.Г. Зографу, В.Л. Зускину, Г.Б. Казарову, Е.В. Калужскому, А.М. Кареву, В.В. Лужскому, Ц.Л. Мансуровой, А. Неймарк, В.И. Немировичу-Данченко, П.И. Новицкому, Н.В. Петрову, А.Д. Попову, А.А. Орочко, Н.И. Сац, Р.Н. Симонову, М.Д. Синельниковой, Б.М. Сушкевичу, А.И. Чебану, Б.В. Щукину и особенно Надежде Михайловне Вахтанговой за то, что они помогли мне лучше понять внутренний мир Е.Б. Вахтангова.

ВОРОТА В ГОРЫ

Отец и сын

Таких две жизни за одну,

Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.

М. Лермонтов, «Мцыри»

— Так продолжаться не может!.. Имей в виду, твоё полное невнимание к моему делу повлечёт за собой крупные неприятности.

Голос отца сух и резок.

Бьются в окно ветви старого каштана. Ползут по стеклу холодные слезы дождя. Бездомный ветер, прихрамывая, носится по двору и скулит…

Подумать только, какую острую тоску может нагнать на человека осень, если безвольно поддаться ей!

Евгений отвернулся. Он рассеянно смотрит на пустынный двор, на унылые стены табачной фабрики с грязными глазницами…

Ветер бьёт лапами по крыше, всовывает оскаленную пасть в печные трубы и подвывает. В его вое жалоба на одиночество и злоба.

Богратион Сергеевич пытается удержать сына при себе.

— Одумайся. Обсуди. Взвесь все…

Он жёстко отделяет слова паузами. Воздвигает из слов железную решётку, тюрьму из правил, как надо жить.

Евгений молчит.

Слезы на стекле стекаются в горестные ручейки. Устало качаются за окном деревья. Пятипалые пожухлые кисти рук каштана, покрытые старческими ржавыми пятнами, елозят по стеклу, бессильно ласкают его, и умоляют, и горько сетуют на что-то… На что? Не на то ли, что необратимо ушла жизнь?.. И с отчаянием вдруг бросаются плашмя на оконную раму.

Богратиона Сергеевича раздражает неподвижная спина Евгения, злят его узкие приподнятые плечи.

— Ты слушаешь меня?

— Я слышу, — отвечает сын, не оборачиваясь и не повышая голоса.

Ничто сказанное отцом не проходит мимо Евгения, но прислушивается он сердцем не к словам — они не больше, чем скорлупа, — а к тому, что прячется за ними. Почему отец так глубоко несчастен? Почему он непоправимо несчастен, хотя добился всего, чего хотел?

Бывший худородный приказчик купца Василия Лебедева, Баграт Вахтангов после смерти хозяина женился на его дочери Ольге и сам стал хозяином — вместе с послушной, тихой женой приобрёл и этот дом и фабрику. Нынче он богат. Энергичный, властный, умный, вышел «в первые люди» города. Он влиятелен и как будто независим. Дома, в семье, и на фабрике все движется неотвратимо, как часы, по раз навсегда установленному хозяином порядку. Здесь его воля — закон. Его уважают и боятся. Меньше уважают, больше боятся. Если всё это было его целью, то чего ему теперь не хватает?