«Ненавидь грех и люби грешника», — сказано вроде бы в Писании. И радость мести не самое благородное состояние человека…
— Ну уж хренушки, дорогуша, это не про тебя, — сказала я. Даешь правосудие по-техасски! И ударила — как палач — секущим вертикальным ударом!..
Пошатываясь, я обошла машину. Человек сидел на земле и тяжело дышал. Постоялов лежал ничком, уткнувшись носом в землю. Именно так, а не иначе — Борис Аркадьевич в длинном плаще, а «спасатель» — в короткой курточке, смутно знакомой.
Сил стоять не было. Я прислонилась к бамперу:
— Мужик, ты кто?
Он поднял голову.
— Хрен с бугра, — помолчал и добавил: — Слушай, Лидка, я, кажется, его убил…
— Ромка? — изумилась я. — Вот так рояль в кустах…
— Сама ты рояль, — буркнул он. — Поцелуй лучше. Заслужил.
Еще бы не заслужил. Я нагнулась, облобызала его в обе щеки, в нос, в ухо, а напоследок в качестве контрольного — в лоб. Земное притяжение сработало с утроенной силой — я плюхнулась в холодную траву, отбросила голову и уставилась в несущееся на меня небо.
— Да ты пьяна до упаду, — совершенно верно заметил Ромка.
Я закрыла глаза. Слишком быстро неслось на меня это небо. Пусть проскочит.
— Ос-суждаешь?..
— Завидую…
— Я, кажется, тоже убила Сургачеву…
— Бывает, не бери в голову, — утешил меня Ромка. — Элементарная защита. Как в компьютере. Отморозки что ни попадя лезут в твои дела, норовят системному диску шею свернуть, память ликвидировать…
— Послушай, — прошептала я, — а у тебя правда с ней что-то было?
— С кем? — не понял Ромка.
— Ну с Сургачевой…
— Было, — вздохнул он, — подавно, поздней весной, она еще с Постояловым не снюхалась… Игорек, как водится, на работе пропадал, а Сургачева прикурить зашла. Я еще подумал тогда, а какого хрена, у нее же в машине прикуриватель…
— Прости… Ты знал, что у нее роман с Постояловым?
— Догадывался. Ну а что тут такого? У всех свои романы. У меня вон с Зойкой Макаровой позапрошлым летом тоже маленький романчик намечался. Раза четыре. Я понимаю Тамбовцева — в пределах кровати с Зойкой вполне можно было иметь дело…
— О господи, — простонала я. — А с Розенфельд ты не пробовал?
Но он не слушал.
— Подумаешь, романы, — бухтел он. — Нельзя же каждую любовную связь соотносить с бандитизмом и массовыми убийствами. Пока ты мне не сказала о виновности Постоялова, я бы эти два пункта и не связал…
— Эй, постой, паровоз, — опомнилась я, — ты о чем трындишь? О какой виновности Постоялова?
— Косичкина, у тебя че, совсем крыша рухнула? — разозлился Ромка и склонился надо мной (его голос зазвучал совсем рядом). Пришлось открыть глаза. Бог с ним, с падающим небом. — Ты же сама мне звонила, сказала, что милиция подозревает Постоялова. Из-за того, дескать, будто бы Тамбовцев хотел перекупить его «Артемиду», а самого Постоялова отправить на паперть. Вполне убедительно. Я, правда, не понял, чего он тут в машине нес… Но я догадался, что ты не зря эту ночь замутила. Решил тебя подстраховать. Нравишься ты мне, Косичкина. Отогнал я машину на Лесную, залез на чердак к Киргинцевым — это те, что за Риткой. От Киргинцевых вся наша округа видна. Одного я не учел — темноты. Видно, что народ шастает, а кто шастает, не поймешь. Потом вижу — трое к тебе побежали. Ну, думаю, убивать не будут, ты же не дура набитая отдавать им свою вещицу: я сразу понял, что ты блефуешь. Сижу дальше. Вдруг смотрю — «опель» Постоялова выезжает. Пора, думаю. Кубарем с чердака и на Лесную… Вы из ворот выезжали, когда я пристроился. Фары не включал, на ощупь ехал. Смотрю, в лесок забираете. Ну я метров за сто по тормозам и — медленным шагом, робким зигзагом… Чего ты хохочешь, Косичкина?
Я не просто хохотала, я изнемогала от хохота. Я надрывалась и давилась, даже не задумываясь над тем, что это хохот сквозь рыдания.
— Ромка… — выдавливала я из себя булькающие горловые звуки, — да я же пошутила… Это так совпало, Ромка… Я не знала, что Постоялов убийца, я звонила каждому из вас и несла околесицу, лишь бы вы зашевелились и начали что-то делать… В твоем случае случайно угадала, понимаешь?..
Я схватила его за руку, чтобы он не обиделся и не ушел. Даже в этой ситуации, когда кошмары остались в прошлом, враги лежали как попало, а ночь потихоньку шла на убыль, мне требовалась защита! Как компьютеру…
Глава 4
Рано утром меня в палату не пустили.
— Женщина, — сурово обозрев мой сомнительный, не изменившийся с ночи экстерьер, сказала дежурная медсестра, — ему час назад сделали операцию, куда вы рветесь со своими бананами?
Я пришла после обеда — красивая, нарядная, с подведенными глазками.
— Женщина, — сурово сказала медсестра, — ему час назад сделали операцию, куда вы претесь?
— Как? — возмутилась я. — Еще одну операцию? Вы что, ножницы у него в горле забыли?
Сестра оскорбилась и пообещала вызвать санитаров. Пришлось уйти от греха подальше. Очередной визит в больницу я нанесла на следующее утро, когда невзлюбившая меня медсестра уже сменилась. Другая, впрочем, оказалась не лучше.
— Велено пускать только близких родственников, — огорошила она меня. — Вы кто Вересту? Жена?
— Почти, — с достоинством ответила я.