Вакханалия

Через двадцать минут я стояла, словно проститутка у отеля, у снабженной кодовым замком двери во глубине облетевшего сада и с удивлением рассматривала облезлые стены известного в прошлом кинотеатра. С фасада он выглядел несколько иначе. Что-то мне это навеяло… Уж не аналогию ли с кровавым преступником, чье поганое нутро позволяет убивать людей пачками, не особо интересуясь их мнением? Тоже, наверное, с фасада неплохо смотрится…

Бронькин «кефир» опоздал на три минуты. Вломился на аллею, разметав листву, словно маленький тайфун, остановился в трех миллиметрах от моего колена. Выглядела Бронька, не в пример позавчерашнему, сногсшибательно. Никакой рыжей волосни, алых юбок или разухабистых куртофанчиков. Модный свингер до колен, шевелюра взбита и украшена крохотным беретиком, а на носу круглые очки в золотой оправе.

— Зашибись, — только успела я вымолвить, а она уже выскочила из машины, схватила меня за локоть и потащила к двери. Отбив код, распахнула и затолкала внутрь — в какой-то неприятно ароматизированный тамбур.

— А позволь поинтересоваться… — пискнула я.

— Хрен тебе, — отрубила Бронька и потащила меня в узкий коридор, на удивление заполненный народом…

С этого часа и вплоть до позднего вечера я двигалась в какой-то пелене, и мозги мои работали в ней же. Закулисы театра, невзирая на выходной день, оказались плотно напичканы двуногими. Ну точно, осенило мой измученный мозг, утренний спектакль, в одиннадцать. Начинается аврал. Какое-нибудь детское шоу с переизбытком Красных Шапочек и Серых волчищ с добрыми глазками. Однако костюмы на театральных работниках были почему-то взрослые, если не сказать — военные: старинные кивера, аксельбанты, ботфорты, обшитая галунами суконка. «Ах, верно, — второй раз осенило мой измученный мозг. — У них же мюзикл! Жутко популярный. Какая-то замороченная смесь «Войны и мира» с «Иронией судьбы» Рязанова — причем, по отзывам присутствующих, вполне ничего». Население валом валит, одна лишь Косичкина чего-то телится, ждет, пока пригласят, поскольку одной или с мамой неохота. А некому Косичкину пригласить, ее, как известно, на картошку-то со скрипом приглашают…

— В семь вечера я должна повторно войти в это здание. Но с обратной стороны, — информировала Бронька, пробиваясь грудью через усатых гренадеров. — Если не войду, Косичкина, это будет целиком на твоей совести и тогда мне придется выходить замуж не за Лео, а за тебя, что было бы целиком неправильно…

Она затолкнула меня в плотно зашторенную гримерную, где сидел «голубоватого» вида «юноша» в потасканных трико и ювелирно выщипывал себе брови. В крохотной каморке царил неописуемый кавардак. Через открытую дверь в соседнее помещение просматривались вешалки с рядами костюмного реквизита. Одежда гуляла волнами — кто-то рылся в ней, сопровождая поиски протяжными охами мятущейся женской души.

— Ах, моя дорогая Бронислава, — манерно возрадовался «юноша». — Как я рад, как я рад… — На меня он даже не посмотрел. — Ты по делу?.. Ах, извини, вот-вот артисты потянутся, может, ты попозже зайдешь? Понимаешь, работы невпроворот, каждого нужно обслужить, причесать, подкрасить…

— Жорик, киска, не свисти. — Бронька толкнула меня к креслу перед зеркалом. — Твои артисты, милый, потянутся к девяти, полчаса есть. Поработай, Жорик, поработай. Сочтемся.

— Ну что ты хочешь? — Театральный работник театрально надул губки и убрал в косметичку крохотный пинцет.

— Перед тобой женщина. — Дабы Жорик чего-нибудь не напутал, Бронька ткнула в меня пальцем. — Без пяти девять она должна быть незаметна. Ты понял задачу?

Только сейчас Жорик обнаружил, что с Бронькой имеется посторонний.

— Не-а, — протянул он. — Не понял. Куда уж хуже.

— Не убога, Жорик, как ты подумал, а незаметна.

— А она уже незаметна, — констатировал гример, пробегая меня глазами сверху донизу и как бы не видя.

— Ответ неверный, Жорик. Эта женщина неважно одета, согласна. Не у всех большие зарплаты. Но у нее имеется лицо, довольно выразительное, и не тебе об этом судить. Она должна быть никакая,вникаешь? И боже упаси, Жорик, сделать ее уродливой. Уродство лезет в глаза, соображаешь? Почему я должна тебя учить? Вперед, Жорик, считай это началом исполнения твоей «голубой» мечты: женщины должны быть незаметны, и мужчинам останется лишь влюбляться друг в друга.

— Ох, несчастье мое… — всхлипнул Жорик, поднимаясь на кривоватых ножках. — Ты всегда мне, Бронислава, жидкого стула желаешь, противная…

Я закрыла глаза…

По команде оставшейся за кадром Броньки я их открыла. И ничего не поняла. Кому отдали мою внешность? Я имела к ней целый ряд претензий, но за долгие годы научилась ее терпеть. Я не хочу менять лицо!

— Ты неповторим, Жорик, — восхищенно прощебетала Бронька. — Слушай, я перед тобой преклоняюсь и одного тебя люблю. А давай-ка я тебя расцелую…

— А вот давай без этого, — испугался Жорик и куда-то смылил. Затем крикнул из открытой костюмерной: — Приходи завтра, Бронислава, потрещим… Ты же знаешь, я люблю с тобой трещать. Но не надо больше женщин, Броня, я прошу тебя! У меня все руки в цыпках!..