Вакханка

Я задумалась. И почему Лекс не рассказывал мне об этом раньше? Хотя, мы сознательно не касались темы прошлых отношений.

С другой стороны, становились понятны все те вскользь брошенные им фразы о том, что женщины слишком часто обращают внимание лишь на внешнюю роскошь.

— А долго он встречался с этой… дамой, перед тем, как она ему изменила? — решила я все-таки узнать детали.

Может все не так плохо, и они были не очень близки.

— Год, — сказал, как отрезал Харлампий.

Тогда, вероятно, для Лекса это был не просто секс. И все же я никак не могла понять, как вообще такому мужчине, как Александр Алферов, можно изменить?

Я вспомнила его резкий, уверенный профиль, обжигающий топазовый взгляд, широкую грудную клетку, за которой спокойно могли спрятаться две меня. И не понимала. Зачем изменять такому мужчине? Загадка.

Весь сегодняшний день мы вычищали песок из второй залы усыпальницы. Две статуи Кариатид были полностью освобождены нами и установлены на свои места — перед входом в это самое помещение. К концу дня мы занимались остатками породы, освобождая дивную мозаику пола.

Здесь, в отличие от простой плитки первой залы, мельчайшими разноцветными квадратиками был выложен рисунок.

Несмотря на сотни лет, что утекли с тех пор, как руки мастеров творили это произведение искусства, краски все ещё сохранили свой цвет и глубину.

На широком участке пола примерно три на пять метров был изображён древний мифологический мотив — похищение Аидом, богом подземного царства, Персофоны, дочери богини плодородия. Довольно красивая, на мой скромный взгляд, история. Деметра тосковала по своей дочери, которую Зевс отдал в жены страшному повелителю мёртвых. Она бродила по миру в человеческом обличии и, не переставая, проливала слезы. А земля, в ответ на скорбь богини, превращалась в холодную бесплодную пустыню. Ровно до тех пор, пока Аид по настоянию все того же Зевса не вернул свою красавицу жену из царства тьмы. Деметра возрадовалась возвращению дочери, и на земле снова воцарилось лето.

Но и князь мёртвых, судя по всему, полюбил свою избранницу. Он заставил её съесть зёрнышко граната — красивый символ брачного союза. И каждый год на четыре месяца она была вынуждена возвращаться в царство смерти, обрекая мир на снежную скорбь своей матери.

Я склонилась ниже, разглядывая древнее изображение очень популярного в те времена мотива. На двух белых конях Аид увозил Персефону. А слева, вероятно, Гелиос или Гермес указывал на вход в обитель мёртвых. Но было кое-что очень непонятное во всей этой картине — её сердцевина. Аккуратный круг был вырезан в теле лошади, оголяя серую землю. Куски мозаики утеряны, и что именно было изображено в самом центре картины — неизвестно.

— Как вы думаете, что там было? — спросила я у профессора, который с таким же увлечённым выражением лица с маленькой кисточкой ковырялся в песке.

— Не знаю, Милана, не знаю, — отвечал он задумчиво.

Весь сегодняшний день мы делали вид, что между нами вчера совершеннейшим образом ничего не произошло. И делали вид вполне успешно.

— Возможно, только часть коня… Но, вот этот элемент, — он указал на тёмный полукруг значительно выше конской гривы, — вполне мог быть чем-то ещё. И это что-то могло бы пролить свет на владельца гробницы.

— Удивительно, что утерянный кусок такой идеально круглой формы, — задумчиво произнёс один из коллег профессора.

— Похоже на этом месте мог стоять какой-нибудь пьедестал, — пожал плечами Валерий Павлович. — Гробница явно была разворована много веков назад. Так что мы раскапываем то, что осталось.

Это было, конечно, грустно. Кто знает, что мы могли бы найти, если бы оказались тут первыми?..

В любом случае — мозаика была восхитительна. Уровень мастера, который её создавал, был очень высоким. На изображении виднелись даже тени фигур, а не только основные элементы. Такая техника была доступна всего нескольким мастерам того времени. И это подтверждает теорию о том, что здесь захоронена очень могущественная и статусная особа.

День клонился к вечеру, когда мы освободили весь пол. Профессор сказал, что завтра начнём раскопки с обеда, в связи с приездом репортёров. Так что мы все были свободны до этого времени.

Как всегда, уставшая, но довольная, я поехала домой. Харлик развлекал меня пустой болтовнёй, треть слов в которой из-за его акцента понять было невозможно.

Уже, когда мы были у самого особняка, я настойчиво попросила его не беспокоиться и приезжать завтра к полудню.

— Но, как же, кирия, вы же целый день быть один!

— Ничего страшного, Харлик, я справлюсь. Если что, у меня ведь есть твой номер.

Улыбнулась и похлопала его по плечу, показывая на свой мобильный. Водителю, кажется, этого вполне хватило.

Он уехал. А я достала ключи и вошла внутрь. Прохладный дом встретил меня тоскливой пустотой.

Приняла душ и только хотела сесть за ужин, как в дверь позвонили.

Я подпрыгнула, как ужаленная. Кто может приходить сюда? Лекс уже в Москве, а я тут никого не знаю. Впрочем, может, Харлампий вернулся?

Встала из-за стола, на ходу дожёвывая лист салата, который успела запихнуть в рот, и запахивая полы халата.