Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

На то, что у нас называется презентацией, пришел и еще один лорд — Николас Беттел, великолепный журналист, политолог, историк и в то же время темпераментный политик, сыгравший заметную роль в борьбе за права человека. Это он в полный голос разоблачил одну из самых бесстыдных акций британских властей, насильственно выдавших Сталину тысячи «перемещенных лиц», в большинстве своем бывших военнопленных, которые не хотели возвращаться домой на верную смерть. Или в ГУЛАГ, если особенно повезет. Чуждый фарисейского патриотизма и верный только идеалам свободы и чести, лорд Беттел не пожалел никаких красок, чтобы нарисовать картину безжалостной выдачи кремлевскому тирану преданных британской демократией людей, многие из которых во время принудительной посадки на советский корабль кидались за борт, предпочитая мгновенную и добровольную смерть пыткам и унижениям, которые их ожидали.

Осужденный английским «общественным мнением» (зачем так жестоко отзывался он о «своих»?!), Николас не изменил тем ценностям, которые он считал и считает главными в жизни. Он страстно выступал в защиту советских диссидентов, отказников, узников совести, всех вообще — преследуемых и гонимых. Это принесло ему мандат члена Европарламента и множество забот, связанных с участием в различных правозащитных комиссиях и комитетах. В потоке своих многотрудных дел он сохранил и душевное спокойствие, и юмор, и верность друзьям. Мы виделись не слишком часто в Лондоне и Москве, но он многому научил меня, сам об этом не зная: достоинству, стойкости, бесстрашию в защите незыблемых ценностей, без которых жизнь теряет свой возвышенный смысл.

Когда Николас решил формально скрепить свой брак с прелестной женщиной, которая давно уже была его подругой, он прислал мне приглашение, подробнейшим образом указав, каким маршрутом надо следовать на церемонию, где стоять, где сидеть, куда отправиться после и какое — в точности — место занять за свадебным столом. Уточнения эти были излишними — текучка и на этот раз поглотила меня, не оставив возможности принадлежать самому себе. Не поехал я на такую же церемонию и по приглашению Джорджа: лорд Уайденфельд в четвертый раз стал счастливым женихом и звал меня разделить его радость. Это было более чем уместно: ведь знакомство с невестой произошло на моих глазах! Но «горько!» на том торжестве кричали другие.

В мае 1991 года мэр Иерусалима Тедди Коллек пригласил меня провести месяц в уникальном уголке Великого Города — в «Мишкенот шаананим»: приюте писателей и художников, ученых и музыкантов со всего света. В их распоряжение предоставлены просторные и удобные квартиры длинного, приземистого, очень скромного с виду особняка, с террас и из окон которого открывается фантастический вид на стены Старого города и на уходящую за горизонт библейскую перспективу. Все расходы по моему пребыванию принял на себя город. Здесь я снова увидел многих друзей, с которыми расстался, казалось, надолго, если и не навечно.

Валя Никулин, актер «Современника», а теперь просто актер почти без всякой работы, уверял меня, что жизнь без Москвы стала для него адом и что глаза его бы не видели всю здешнюю красоту.

Известный журналист Сеня Черток, с которым мы раньше часто встречались не только в Москве, был, напротив, влюблен в каждый камень этого волшебного города и открывал его тайны с такой компетентностью и с таким увлечением, которые невольно передавались и мне.

Писатель, переводчик, издатель Феликс Дектор, с которым раньше судьба нас сводила и в Москве, и в Вильнюсе, и в Риге, носился со мной, как заботливый друг, возил на Мертвое море, в Иерихон и Хеврон, стремясь открыть мне колыбель человечества во всей ее нетленной красоте.

Один вечер и почти целую ночь до утра просидели мы с Юрием Петровичем Любимовым в его квартире, вспоминая былое — недавнее, — а с террасы была видна до блеска отполированная белая каменная пустыня, залитая матово-апельсиновым светом торжествующе полной луны.