Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

За эти годы я принял участие почти во всех конгрессах Международного ПЕНа, узнав не понаслышке, что такое работа, а не декоративное представительство союзписательских делегаций, превращавших свои поездки на разные мероприятия в заграничный кайф. Самым дорогим для меня было стремление к компромиссу, которое неизменно присутствовало на всех конгрессах и помогало выйти из любого конфликта. А конфликтов было сколько угодно: ведь ПЕН объединял писателей из стран, находившихся подчас в жестокой конфронтации друг с другом. Да и разноязычные писатели из одной и той же страны относились друг к другу чаше всего с не слишком большой любовью. Но желание найти взаимоприемлемое решение всегда было более сильным, чем стремление поделиться своими обидами и предъявить счет обидчикам: наглядный урок злобствующим ксенофобам, из которого они, разумеется, не извлекут никаких уроков.

Одно из самых ярких моих впечатлений — итог жестоких дискуссий (казалось — кончится полным разрывом) на кровоточащую национальную тему в испанском городе Сантьяго де Компостела (исторический центр автономной Галисии, главное место паломничества католиков всего мира). Конгрессу угрожала опасность превратиться в трибунал, рассматривающий поток взаимных обвинений. От имени Русского центра я, единственный его делегат, внес резолюцию, которая должна была вызвать раздражение у одних, скепсис у других и разве что снисходительное сочувствие у третьих. Но она была принята единогласно под такие бурные овации, от которых грозил обвалиться потолок. Рукоплескали, плакали и обнимались те, кто только что предъявлял — вроде бы друг другу — немыслимые по остроте обвинения. Все понимали, конечно, что резолюциями многовековые конфликты не решить, но в единодушном голосовании проявилось страстное желание жить по-человечески на этой, общей для всех, прекрасной Землей почувствовать себя хоть на миг членом действительно единой, не раздираемой взаимной ненавистью, писательской семьи.

Вот текст той резолюции, который я написал и который получил общую поддержку, — мне он дорог ничуть не меньше, чем иные, вышедшие за моей подписью, статьи и книги.

«60-й конгресс Международного ПЕНа, с тревогой следя за все углубляющейся конфронтацией народов по этническому и религиозному признакам,

ОТМЕЧАЕТ, что эта конфронтация, уже принесшая огромные человеческие жертвы и угрожающая мировой цивилизации, наносит непоправимый урон национальным культурам, свободами правам человека;

ВЫРАЖАЕТ твердое убеждение в том, что задача писателей всего мира, прежде всего писателей тех стран и этнических групп, которые прямо участвуют в вооруженных конфликтах, состоит не в защите тех или иных односторонних позиций, а в объединении во имя мира и стимулировании решения всех спорных вопросов на базе взаимного компромисса;

ПРИЗЫВАЕТ писателей всех регионов, вовлеченных в конфликты (прежде всего писателей Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговины; писателей Армении, Азербайджана и Нагорного Карабаха; грузинских и абхазских писателей; писателей Северного Кавказа; таджикских писателей, оказавшихся по разные стороны в гражданской войне; писателей Индии и Пакистана; израильских и палестинских писателей), подать пример политикам, протянуть руки друг другу, собраться для решения общих вопросов, использовать все свое влияние у себя дома и за границей для преодоления кризиса, воздерживаясь от любых действий, деклараций и публикаций, которые могут вести к эскалации конфликтов».

Ясное дело, избавить мир от конфликтов и войн ни эта, ни вообще какая бы то ни было резолюция не могла. Но о писательской позиции по острейшей и самой болезненной проблеме наших дней надо было заявить прямо и недвусмысленно. И остудить горячие головы тех, кто, утешая себя ролью духовного пастыря нации, «оставаясь со своим народом», лишь подливал масло в огонь. Сербские писатели «оставались со своим народом» в антихорватских и антибоснийских страстях, хорватские со своим — в антисербских, армянские — в антиазербайджанских, азербайджанские — в антиармянских, и так до бесконечности: к чему могла привести эта «национальная» правота? Чем в конце-то концов отличается язык литератора от языка политиков, дипломатов, военных? Если ничем, то в чем же их, литераторов, долг? Где их, литераторов, место?

Эту мысль я старался развивать всюду, участвуя в различных мероприятиях международного ПЕНа в качестве делегата нашего центра: на конгрессах и конференциях в Барселоне, Дубровнике, Минске, Эдинбурге, Хельсинки, Кишиневе… Резолюцию, текст которой приведен выше, полностью или в изложении, опубликовали в десятках газет разных стран. Информация была передана ведущими мировыми агентствами новостей. Но в Белграде и Загребе, Ереване и Баку, Тбилиси и Сухуми об этой резолюции, об этом призыве не было напечатано ни строчки.