Валаам

Позже мы спустились со скалы, обошли все озерцо, выбрались к берегу Ладоги — она уже в двух шагах отсюда. И все то же ощущение пустыни, тишины. Ни белочки, ни птички, все заснуло. Немного даже жутко.

…Когда шли назад, уже смеркалось. У обгорелого дерева началась вновь настоящая дорога. Вдали густо, полно ударил валаамский колокол. Пора домой!

И в обратном направлении потянулись те же леса, поляна, монастырские покосы и хлеба.

— Ну, вот, — сказал я жене, — это наш прощальный выход. Доведется ли еще когда увидеть Валаам?

Жена вздохнула.

— Да, если бы еще увидеть…

По небу громоздились бело-синие облака, крупными, тяжелыми клубами. В некоторых частях они были почти грозны — не сверкнет ли оттуда молния? В других белые их пелены свивались таинственно. Отсвет их на крестцах овса, на еловом лесу был не без мрачного величия. Все это, конечно, необычайно русское. И как-то связано с нами и с нашими судьбами. Увидишь ли еще все это на родной земле, или в последний раз, перед последним путешествием, дано взглянуть на облик Родины со стороны, из уголка чужого…

Этого мы не знаем. Но за все должны быть благодарны.

Остров Духовной Жизни

Переиздание малодоступного очерка Б. К. Зайцева «Валаам» происходит в особое время (Прим.: публикация 1991 г.). После пятидесятилетнего опустошения возрождается на Валааме монашеская жизнь. В истории Валаамского монастыря опустошения и разгромы бывали неоднократно, но каждый раз, как говорится в акафисте преподобным Сергию и Герману, обитель возрождалась, подобно живому ростку, происходящему от срубленного дерева. Нынешнее разорение, впрочем, особенно горько, ибо источник его — не войны противоборствующих держав, а разорение собственного гнезда, самоопустошение и самоистребление. Поэтому и для возрождения обители потребуется прежде всего покаяние в содеянном, готовность не на словах, а на деле вернуть «долги», а также ясное понимание того, что без таких островов духовной жизни, как Валаам, мир не будет иметь пристанища.

Валаамский монастырь в истории России — это благословение апостола Андрея Первозванного; древнейшая иноческая обитель, основанная преподобными Сергием и Германом еще до крещения Руси; освоение земель Господином Великим Новгородом; соцветие преподобных отцов в XIV–XVI веках — назовем лишь наиболее известных Корнилия Памо-стровского, Савватия Соловецкого, Арсения Коневского, Александра Свирского; противостояние лютеранству и православное просветительство в Карельском крае (XVI–XVII века); восприятие Саровского устава и духа, от которых взросли старец игумен Назарий (1789–1801) и преподобный Серафим; беспримерное миссионерство в Америке во главе с преподобным Германом Аляскинским († 1837); духовные связи с преподобным Паисием Нямецким и Оптиной пустынью; могучий русский дух игумена Дамаскина (1839–1881), обстроившего все острова; строгое общежитие, скиты и пустынножительство, суровость и простота «крестьянского царства» и совершенно особое покровительство российских царей и членов императорской семьи, которые приезжали к валаамским старцам, как богомольцы, ищущие духовного назидания и ощущения. Наконец, Валаам после 1917 года — это воистину остров православия в лютеранской и антирусской Финляндии, который, несмотря на все давления и угрозы полицейской и обновленчески настроенной церковной власти, устоял и не перешел на новый стиль. Именно таким пытался запечатлеть Валаам Б.К.Зайцев, и именно таким он и был ценен для него — как остров обретенной Церкви и потерянной Родины.

Все это было прервано вынужденной эвакуацией монастыря в 1939–1940 годах в Финляндию, когда были вывезены многие ценности Русской Православной Церкви: архив, библиотека, иконы, богослужебная утварь. Русские валаамские монахи в дальнейшем — фактически беженцы и изгнанники с различными судьба ми, а нынешний «Валаам» в Финляндии — это уже не «Старый», а «Новый Валаам», своеобразный культурно-просветительский и туристский центр с финляндской монашеской общиной, перешедшей на так называемый новый стиль даже в праздновании Пасхи.

Возрождаемый ныне «Старый Валаам», чтобы стать пристанищем в бушующем море для страждущих душ, должен быть во всем «старым», то есть верным валаамским традициям и уставу и в духовной, и во внутренней хозяйственной, и во внешней просветительско-миссионерской жизни. Конечно, возрождение Валаама зависит прежде всего от того, насколько русское монашество и шире — Русская Православная Церковь готовы к этому подвигу, насколько иноки окажутся духовно тверды, чтобы не прельститься «красотами и удобствами мира» в исповедании чистоты Православия, насколько дерзновенны, чтобы из руин восстановить и приумножить монастырское хозяйство. Но и мир может способствовать возрождению обители — согласием на то, чтобы вернуть монастырю все то, что ему принадлежало, вплоть до утверждения особого статуса архипелага (подобно Афону) как монастырского; материальной помощью*; трудничеством и молитвами, терпимостью к «миру иному», миру иночества.